Мне больно от твоей любви 2

Савина Ксения

Если бы вы только знали, как тяжело весь день носить на лице холодную маску и притворяться что все хорошо. Когда внутри все пылает огнем. Да. За те годы, что работаю в компании Грачевского, я научилась держать свои эмоции под контролем. Ведь здесь приходится сталкиваться с разными людьми.

Это с обложек глянцевых журналов или по телевизору все выглядит красиво. На самом деле в сфере шоу-бизнеса каждый третий: или ушлая лицемерная сволочь, или беспринципный ублюдок, готовый продать за деньги родную мать. И неважно, на какой иерархической ступени они здесь находится. Будь это: популярный артист или малоизвестный блоггер, продюсер или папик, имеющий кучу бабла и намерение во что бы это настало превратить свою безголосую куклу в суперстар.

Даже имиджмейкер или нанятый тобой же стилист. Без разницы. Каждый из них кичиться своим положением и стремиться показать власть, ну или хотя бы значимость. Даже если он по сути ничего и не стоит. Спонсоры и рекламщики — это вообще отдельная тема, потому что с ними приходится сложнее всего. Большинство из них малоприятные личности. А порой приходится терпеть даже таких идиотов, как тот фотограф, которых так и хочется придушить на месте, а не слушать их: тупые подкаты, глупые шуточки и якобы умные мысли. Но как бы то ни было, приходиться все это сглатывать, нацепив на лицо дежурную маску. Потому что должность обязывает. И сегодня, очень кстати пригодился этот отработанный навык.

Я старалась вести себя, как обычно, выполнять свою работу, в то время как внутри бурлили разные эмоции, а в голове путались мысли от присутствия Глеба. Во мне словно пробило плотину, и всё, что подавляла в себе эти годы, вырвалось наружу. Я могу обманывать кого угодно, но только не саму себя. И как бы ни отрицала и ни противилась этому. Факт остается фактом. Грачевский мне не безразличен. Он все еще занимает немалую часть моего сердца. Часть, что все это время находилась в коме, но пробудилась, стоило только увидеть его. И теперь в груди снова все болело. А еще появилось чувство страха, что я вновь поддамся своим чувствам и поверю этому человеку.

Нет, Юля. Так нельзя! Тебе нужно держаться как можно дальше от Грачевского.

Но как?

Ведь вечно бегать не получится. До фестиваля, и на нем, нам придется все время, находиться вместе. Я и так сегодня пыталась его избегать, насколько это возможно. Старалась абстрагироваться от его присутствия и сосредоточиться на своих прямых обязанностях. Но даже работа не помогала мне отвлечься.

А разве можно работать в таких условиях? Когда постоянно чувствуешь на себе его взгляд. Когда тебя саму тянет к нему, как магнитом. Когда стоит посмотреть на его губы, как мгновенно вспоминаешь их вкус.

Кажется, это выше моих сил. И эти пару недель будут самыми длинными в моей жизни.

Выхожу из душа и разглядываю свое обнажённое тело в зеркале, по которому скатываются капельки воды. Провожу пальцами по длинному шраму на ребрах под грудью, на левой стороне. Там, где когда-то на пару с Глебом сделали почти одинаковые тату. А сейчас этот шрам как само напоминание о том, сколько боли причинил мне этот человек. Нет. Я не сводила татуировку. Надпись: Это сердце принадлежит только ему. Все еще на месте. Только теперь читается довольно-таки плохо. Потому что перечеркнута тонкой кривой белой полосой, оставленной канцелярским ножом. Я сама сделала это. В тот самый день, когда узнала от Кирилла, что Глеб улетел за границу.

Ведь даже после того, как Марк получил то самое смс от него, в котором говорилось, что они в расчете. Какая-то часть все равно отрицала и не хотела верить в то, что Грачевский использовал меня, чтобы отомстить сводному брату. Я же была влюбленной дурочкой, поэтому пыталась оправдать его. Потому что все еще помнила его серо-синие глаза, которые, казалось, не могут лгать, и слова, что он говорил накануне. О том, что любит и хочет начать все сначала. Я и вправду хотела верить ему. До последнего надеялась, что это просто чья-то злая шутка. Что кто-то провернул с телефоном Глеба то же самое, что с телефоном Марка. Хотела встретиться с ним и потребовать объяснений. Даже если он просто хороший актер и действительно воспользовался мной в своих целях, то пусть лучше скажет мне это в глаза. Решила тогда. Разве я не заслуживала правды?

Шли

дни, а телефон Грачевского так и был отключен. Да и в своей квартире он не появлялся, как, собственно говоря, и в «Аполлоне». Никто из друзей не знали, где он. От Гришки я узнала, что Глеб переписал свою долю в фитнес-клубе на Кирилла и что у «Драйв Денс» тоже сменился хозяин.

Я с ума сходила от неведенья, как это уже однажды было, когда он с кем-то подрался и у него были проблемы. И как верный Хатико, часами проводила на лестничной площадке между нашими этажами в надежде, что он появится. Но этого так и не произошло.

В один из дней, когда я вышла на площадку, чтобы выбросить мусор, то услышала шум открывающегося замка его квартиры. Бросилась к лестнице, оставив пакет с отходами около двери нашей квартиры, так и не забросив в мусоропровод. Я постучалась, но дверь мне открыл не Глеб, а Кирилл, на котором, кажется, не было лица. Он был бледным и осунувшимся, словно ни спал и не ел целую вечность. Да и в принципе вид у него был очень усталым.

«…- Привет, – Произнес друг надломленным голосом, словно в его горле застряли невыплаканные слезы.

– Где он?

– Его нет.

Я словно превратилась в глыбу льда от этих слов.

– В каком смысле нет? – Дрожащим голосом переспросила я. И выдохнула только тогда, когда прозвучал ответ.

– Он улетел за границу.

– Надолго?

– Навсегда.

– Как это?

– Самолетом, Юль, – Резко ответил Кир. – Прости. Просто я и сам нехрена еще не понимаю. Пару дней назад позвонил его отец и сказал, что он улетел. Что ему якобы предложили стажировку и место в одной очень крутой звукозаписывающей компании. И что решать было нужно срочно. Ведь такой шанс выпадает только раз в жизни. И он свой выбор сделал.

– Но, а как же ты, Крис и Полька? Где она, кстати?

– В доме малютки – В голосе друга было столько отчаянья, что сердце разбивалось на осколки. – Службы изъяли ее в день выписки из больницы. Ведь Виталик пропал, Глеб улетел, а мне еще нет 18. Ты прости, Юль, ладно. Но мне пора. Я заехал, чтобы забрать остатки вещей, потому что скорее всего, квартиру продадут или будут сдавать. – Я кивнула, все еще прибывая в шоке. Кирилл закрыл дверь…»

Вернулась домой, забыв про мусор, что так и остался стоять на лестничной площадке. В тот момент даже еще не знала, как реагировать, находясь как будто в каком-то трансе. Потому что поняла, что Глеб оказался еще большей сволочью, чем могла себе представить. Да как он только посмел бросить брата и сестер в такое время? А после, в тот вечер, точно так же стояла напротив своего отражения. Как не странно, но я даже не проронила по нему слезинки. В грудной клетке словно образовалась пустота, темная, пугающая и болезненная. Не задумываясь, провела лезвием по татуировке. Боли не чувствовала. Наверное, душевная боль перебивала физическую. Мне хотелось неживую вырезать эту надпись, как это сделал Грачевский с моим сердцем. Занесла нож, чтобы повторить свое действие еще раз. Но острее так и не успела коснуться кожи. Меня остановил Марк. Он выбил дверь в ванную и перехватил мою руку. Видимо, испугался, подумав, что хочу свести счеты с жизнью. А я не собиралась обрывать свою жизнь, хотела лишь только избавиться от напоминания о нем. Как оказалось, сводный брат стучался в дверь и пытался до меня докричаться, а я словно оглохла и не слышала ничего из этого. Поэтому он и снес ее с петель.

Марк обработал и перевязал рану, а потом укачивал на своих руках, как маленького ребенка. Обещал, что увезет меня подальше от этого города и что всегда будет со мной рядом. Это обещание Сводный сдерживал и по сей день.

Мы знали, что мама и отчим не отпустят меня просто так в Париж вместе с Марком. Тем более на столь длительный срок. Поэтому мы и объявили себя парой. Родители, конечно, были в шоке, но смирились. И в итоге отпустили нас. Так мы и стали жить вместе. Два человека, сердца которых были разбиты.