Мне больно от твоей любви 2
Шрифт:
– Ты решила, что я хочу тебя поцеловать? - Играючи приподнимает брови. – Да от тебя сейчас пахнет перегаром не хуже, чем от дяди Васи. Помнишь его?
Серьезно? Он что, только что сравнил меня с алкашом, который побирался возле супермаркета вблизи лицея, где мы учились.
– Да пошел, ты, Грачевский. – И вновь на меня накатывает волна злости. Но я даже этому рада, потому что она захлестывает все остальные чувства. А этот гад вновь начинает смеяться. – Отпусти меня. – Брыкаюсь, пытаясь скинуть его с себя. Но куда там. Он лишь еще плотнее прижимается
– Даже не подумаю. Потому что ты снова начнешь драться.
И он прав. Стоит ему чуточку ослабить хватку, как я вырываю руку и вновь пытаюсь его ударить. Но вновь безуспешно. Потому что он успевает среагировать и поймать мою руку.
– Вот, об этом я и говорил. Ты так хочешь меня ударить?
Я молчу, а потом честно отвечаю:
– Хочу.
Да. Это действительно правда. Мне до скрежета в зубах хочется сделать ему больно. Чтобы Глеб испытал на себе хотя бы одну тысячную долю того, что чувствовала я, когда он улетел.
– Хорошо, – Тихо произносит он.
Перекатывается на кровати вместе со мной. Так что я оказываюсь верхом на нем. Глеб скользит по мне взглядом, и выражение его лица меняется, когда замечает, что стало с татуировкой. Шумно втягивает воздух и так же шумно выдыхает. В его глазах появляется злость, когда он спрашивает:
– Что это? – Я покрываюсь мурашками, когда он проводит по шраму большим пальцем. И я невольно опускаю взгляд на его татуировку, которая ничуть не изменилась, возможно, только чуточку потеряла цвет. Затем замечаю многочисленные шрамы на его теле. Их не меньше десяти. Точно такие же есть и на его спине. Я видела их в самом начале. А один из них на боку самый большой. Он отличается от других. Это явно след от операции. Мне хочется узнать их происхождения, но я молчу. Не решаясь задавать вопросы.
– Ты сама это сделала? – Он пробует поймать мой взгляд, но я опускаю глаза. – Кивает и отвечает на свой же вопрос. – Сама.
– Затем поднимается, спуская ноги с кровати, удерживая меня за талию, чтобы я не упала.
Мы оказываемся лицом к лицу, но Глеб отстраняется на расстояние вытянутой руки. А затем произносит одно лишь только слово:
– Бей.
– Что? – Я теряюсь. Не веря своим ушам. Но на его лице перемешиваются злость и решительность.
– Я не…
– Юля. Я. Сказал. Бей. Меня. – Произносит он сквозь крепко сцепленные зубы. Челюсти сжаты так плотно, что на скулах ходят желваки. – Юля, ударь меня! – Кричит он на меня.
И от неожиданности я и в правду даю ему звонкую пощёчину. Такую, что ладонь начинает моментально саднить, его голова отклоняется, а щека розовеет.
– Еще.
И я наношу удар другой рукой.
– Отлично.
Вновь ударяю его по первой щеке.
– Продолжай.
Снова удар. И его очередной комментарий.
– Ну же, малыш, не останавливайся. Я это заслужил.
Мы смотрим друг другу в глаза, пока я наношу удары. Один за другим. Я не считаю, но их не меньше десятка. Он проводит пальцами по моему лицу, собирая слезы. Я всхлипываю и опускаю руки, которые
– И это все? – Издевательски произносит он. – Тебе не кажется, что этого мало? Бей меня, девочка моя. Ведь я же предал тебя. Оставил. А ты жалеешь меня. Не надо. Я этого не заслуживаю. Продолжай. – Подначивает меня. И зря, скажу я вам, он это делает. Потому что следующий удар наношу с кулака, разбивая ему нижнюю губу.
Вид крови меня отрезвляет. И я замираю
Грачевский ухмыляется. Слизывая красную густую жидкость со своих губ.
– Вот, это уже другое дело. Давно бы так. Продолжим? – На полном серьезе заявляет он.
Отрицательно киваю.
Меня бьет мелкая дрожь, постепенно усиливаясь. Из груди пробиваются всхлипы. И Глеб притягивает меня к себе, зажимая в своих крепких объятьях. Да и я цепляюсь за него так, словно вот-вот сорвусь с пропасти, а он - мое спасение.
Я плачу. А он гладит меня по голове.
– Все, моя хорошая. Все. Успокойся. Девочка моя любимая. Как же я скучал по тебе. Малышка моя. Я люблю тебя больше жизни. Слышишь? И никогда бы тебя не оставил. Просто так было нужно. Иначе бы они добрались и до тебя. Прости меня, моя девочка. Я обязательно все тебе расскажу.
– Глеб, прошу тебя, замолчи.
Его слова бередят старые раны. И мне хочется закрыть руками уши и не слушать их. Потому что не верю ни одному из них. Но все же не останавливаю его, когда он начинает целовать: мои плечи, ключицу. Постепенно пролаживая дорожку из поцелуев к шее. Напротив, сама открываюсь и подставляюсь под его губы, сжимая пальцами крепкие плечи. А всхлипы сменяют уже тихие стоны.
Уверена, что пожалею об этом.
Но плевать.
Сейчас мне он нужен как никогда. И я хочу почувствовать жар его тела. Хотя бы еще один раз в жизни.
Глеб немного грубо притягивает меня за затылок и с напором целует в губы. Этот поцелуй жадный, голодный. В нем нет ни капли нежности. Только грубая страсть на грани боли. И вкус металла из-за разбитой губы. Вперемешку с горечью, что сочится из душ, пропитывая ей наши губы.
Он отстраняется, но только для того, чтобы уложить меня на кровать. Сам же нависает сверху. Ухмыляется, когда я расстёгиваю пуговицу на его джинсах и тяну молнию вниз.
– Какая ты не терпеливая, Ведьмочка, – Произносит он, когда помогает мне стянуть с него джинсы, а за ними и боксеры. Мы оба торопимся, словно боимся, что один из нас может передумать.
– Эй! – Возмущенно произношу я, когда слышу треск ткани своих трусиков. Но поздно, их уже не спасти.
– Куплю тебе новые. – Тянется к моим губам, но я ухмыляюсь и пытаюсь увернуться. Глеб ловит мою голову своими ладонями, фиксируя на месте. – В чем дело?
– А запах, как от дяди Васи, уже не смущает?
Он усмехается.
– Я же специально это сказал, чтобы позлить тебя. Ну а вообще… - кусает за мою нижнюю губу и слегка тянет на себя, затем проводит по ней языком. – Даже вкус перегара на твоих губах, кажется мне слаще меда.