Мнемосина
Шрифт:
[4] М. Горький. Песня о Соколе. Ну просто не могла удержаться.
VIII. Закон парных случаев. Арик и Гар
VIII. Закон парных случаев. Арик и Гар
Только один из тысячи, говорит Соломон,
Станет тебе ближе брата и дома,
Стоит искать его до скончания времен,
Чтобы он не достался другому.
Редьярд Киплинг
Утром
— Братик, распечатывай же скорей! — нетерпеливо толкала Ночную Тень под руку Януся. — Вот, возьми.
Она протянула Габриэлю отполированный до блеска нож для разрезания бумаги. Пульхерия Андреевна поддержала дочь:
— Да, Габриэль, прочти нам, что его сиятельство пишет.
Звездочадский, старательно притворявшийся, будто содержание письма ему безразлично, неспешно надрезал конверт. В лезвии ножа отразились витиеватые письмена. Несколько сухих виноградных листьев выпали из послания и с шуршанием легли на паркет. Януся и Пульхерия Андреевна ждали, затаив дыхание. В наступившей тишине был хорошо различим стук напольных часов да жужжание мухи, бьющейся в оконное стекло.
Ночная тень развернул белоснежный, просвечивающий водяными символами квадрат и принялся читать:
«Князь Сергей Михайлович Магнатский имеет честь звать Звездочадского Габриэля Петровича с его матушкою и сестрою, а также с гостящим в их доме офицером имперской армии Светловым Михаилом Евгеньевичем на бал и вечерний ужин, приуроченные к возращению князя в Мнемотеррию и устраиваемые в шесть часов сего апреля, тридцатого дня в его замке».
Пульхерия Андреевна молвила восхищенно:
— Ну что за умница наш князь! Какой он внимательный! Он даже охватил своей любезностью Михаила!
— Что вы, маменька, никакая это не любезность, а самое обычное любопытство. Гости у нас дальняя родня, князь ни словом о них не обмолвился, а Михаил — лакомая приманка для гостей. Скажите, как давно в Мнемотеррию приезжали люди из-за стены? На моей памяти этого не случалось ни разу.
— Опять споришь со мной, несносное дитя! Брат избаловал тебя. Будь жив твой отец, он привил бы тебе уважение к суждениям старших. А у Габриэля слишком мягкий характер, ты вертишь им, как тебе вздумается.
— Я безмерно люблю вас, маменька, но ужели так скверно иметь собственное мнение? Или я во всем должна повторять вас? Тогда я буду вам такой же интересной компаньонкой, как отражение в зеркале!
— Князю нет нужды приманивать гостей, как ты изволила выразиться. Желающих попасть на бал больше, чем места в особняке. А что до гостей из-за стены, это мы тут ничего не видим, а уж их его сиятельство за свои путешествия чужестранцев насмотрелся предостаточно.
— И все же это следование моде: мода на одежду, мода на салонные игры, мода на людей — недаром Марья Теодоровна навала Микаэля диковинкой.
— Думай, как знаешь, я не возьмусь тебя переубеждать, — махнула рукой Пульхерия Андреевна. Куда больше пререканий с дочерью ее занимало приглашение и предстоящие хлопоты. — Нужно
— Не выдумывайте, матушка, я не какой-нибудь светский хлыщ. Фраки и жилеты для модников, не обремененных иным заботами, кроме того, какому из друзей нанести визит. Я военный, а посему, разумеется, пойду в форме. Право носить его я заслужил потом и кровью, мундир мне дороже любых нарядов. Но вам с сестрой следует принарядиться. С удовольствием составлю вам компанию. Михаил, вы поедете?
Мне было неловко вторгаться в такое исконно женское таинство, как выбор наряда. Наш отпуск приходил к концу, и я решил наведаться в лавку поделок из камня, чтобы выбрать гостинцы домашним.
Я совершил пешую прогулку от усадьбы до города, наслаждаясь видом ярких домов, вдыхая горьковатый аромат распускавшихся почек и любуясь первоцветами. Вскоре я нашел его: фасад с узором из желтых и красных полос по черноте, с резным фонарем над дверью, в недрах которого тлел огонек. Я тронул за ручку, дверь отворилась, впуская меня внутрь. И опять, как в прежние визиты, меня окутала особая аура этого места, точно переступив порог, я проник в другой мир, жителями которого были не люди, а камни: гладкие и шероховатые, матовые и блестящие, большие, маленькие, однородные и сформированные гроздьями кристаллов, круглые, как леденцы, и топорщащиеся острыми гранями — они звенели, шелестели, перекликались неслышимыми словами на непонятном языке, всхлипывали и ворочались, манили и отторгали.
— Знакомитесь с моими друзьями? — сначала услыхал, а потом и увидал я давешнего гнома в красной безрукавке и мешковатых темно-синих штанах. Лысину торговца на сей раз прикрывала круглая шапочка, расшитая золотым бисером. Гном, щурясь, глянул на меня и вдруг разулыбался, обнажив длинные желтые зубы и темные десны. — Ааа, вас я помню, в прошлую встречу вы здорово мне пособили.
Он протянул мне руку с распухшими суставами и скрюченными пальцами. Я осторожно пожал ее. Рука была холодна и тверда, как камень вокруг.
— Вы пришли просить меня отвести вас к Лигее? — спросил гном, и едва он это сказал, я понял, что покупка подарков домашним была лишь предлогом, и что втайне я надеялся выпытать у старика дорогу к женщине, озарявшей своим голосом мир вокруг.
— А такое возможно? — спросил я, замирая сердцем.
— Раз услыхав ее голос, вы не забудете его никогда: он въедается в поры, проникает под кожу, сжигает сердце дотла. Внимая ему, смолкают грешники в аду и ангелы рыдают в небесных высях. Но я не могу вас к ней отвести.