Мнимая смерть
Шрифт:
— А сколько они пробыли внутри?
— Сначала я подумал, что ты уже вернулся домой, потому что на лестнице стало тихо, но потом снова раздались шаги, когда же это было? Да минут десять спустя. И я снова разглядел их в глазок. Но если это какие-то гомосячьи заморочки…
— Нет, речь не об этом.
Он не вдается в объяснения. Кажется, Гуму устраивает и так.
— Спасибо огромное, — говорит Хеннинг. — Вы мне очень помогли.
Гума хрюкает, поворачивается и идет к двери.
— Ах да, — говорит он, берясь за ручку двери. — На одном была черная кожаная куртка. Иссиня-черная. С языками
ППП. Пылающие Плохие Парни. Это наверняка они, думает Хеннинг. Он кивает и еще раз благодарит Гуму. Он смотрит на часы. Уже почти четверть второго. И вот чего Хеннинг совершенно не чувствует, так это усталости. Слишком много всего произошло, слишком многое ему предстоит обдумать.
Дверь за Гумой с грохотом закрывается. От этого звука квартира его кажется ужасающе пустой, словно Хеннинг находится в вакууме. Он берет швабру и прислоняет ее к входной двери ниже ручки. Если кто-нибудь попробует еще раз к нему вломиться, он услышит. Швабра немного задержит их, а ему удастся смыться.
Хеннинг находит под кроватью пожарную веревку и привязывает ее к тумбе телевизора. Один телевизор весит килограммов сорок, а если прибавить всякие диски и саму тумбу, то этого должно хватить, чтобы выдержать его вес, решает он. В последний раз, когда Хеннинг взвешивался, он весил семьдесят один килограмм. А сейчас, наверное, и того меньше.
Он садится на диван и устремляет взгляд в потолок. Свет он решает не включать. Если кто-то на улице следит за его квартирой, то он не узнает, что Хеннинг вернулся домой.
В его памяти всплывает бледное лицо Стефана. Надеюсь, он не будет являться мне по ночам, думает он. Но что может заставить семнадцатилетнего юношу свести счеты с жизнью? Если он действительно это сделал?
Эта внезапно появившаяся мысль заставляет его выпрямиться. Может ли это не быть самоубийством? Могло ли случиться так, что кто-то отнял у него жизнь и обставил все как самоубийство?
Нет. Но там лежал сценарий. Казалось даже, что он не просто лежит на столе, а намеренно выложен. Как будто кому-то хотелось, чтобы его заметили и прочитали открытую сцену. Наверняка это самоубийство, заключает он. Скорее всего, у Стефана в руках оказался сценарий, он его прочитал и разместил в комнате таким образом, чтобы тот стал посланием его родителям — или, скорее, его отцу. Посмотри, что ты заставил меня сделать. Теперь можешь наслаждаться жизнью.
Да. Наверняка все было именно так. Но тем не менее. Такое случалось с ним и прежде: путем долгих размышлений Хеннинг доходил до определенного логичного вывода, одновременно ощущая, как непонятный, но не сулящий ничего хорошего крючок сомнения крепко уцеплялся за что-то в его животе. Он шевелился не постоянно, а всего лишь время от времени, двигался внутри него, заставляя разбирать мозаику на отдельные детали, а потом составлять их другим способом.
Хеннинг не знает, почему это происходит, ведь ничто не указывает на то, что он ошибается, но, когда он начинает испытывать чувство легкого беспокойства, у него появляется отвратительное ощущение, что кусочки мозаики Стефана все-таки не очень хорошо подходят друг к другу.
Глава 57
На рассвете Хеннинг забывается коротким сном, а просыпается от гудения автомобиля
Ощущения такие, словно Хеннинг целую неделю пил не переставая. Он знает, что ему надо поесть, но мысль о том, что придется резать старый черствый хлеб и класть на него старый высохший сыр, вдохновляет не больше, чем мысль о том, чтобы позавтракать опилками.
Хеннинг думает о мужчинах, побывавших в его квартире. Что бы они сделали, если бы застали его дома? Было ли у них оружие? Совершили бы они попытку убить его?
Он отметает эту мысль. Ведь его там не было,и не былоникакой стычки. Хеннинг плюет на завтрак и решает пойти на работу, несмотря на то что день только-только начался.
Спустя час он набирает номер Брогеланда. Следователь не будет спать больше нескольких часов, когда его дело развивается так бурно, а у Хеннинга есть вопросы, на которые ему надо немедленно получить ответы. После продолжительных звонков Брогеланд снимает трубку и отвечает заспанным голосом.
— Привет, Бьярне, это я, — говорит Хеннинг, оживленно и дружелюбно.
— Привет.
— Ты проснулся?
— Нет.
— Ты уже встал?
— Это как посмотреть.
— Ну как все вчера прошло?
— Это тоже как посмотреть.
— Что ты хочешь сказать?
Брогеланд не отвечает.
— Ты хочешь сказать, что это не самоубийство?
Он подвигается ближе к краю стула.
— Нет-нет, этого я не говорил. Все прошло хорошо, то есть мы хорошо поработали на месте преступления. О чем ты хотел со мной поговорить? Почему ты звонишь в такую рань?
Хеннинга немного охлаждает прямой и резкий тон Бьярне.
— Да вот я…
— У меня скоро встреча. И мне пора выходить. Так что если у тебя ничего срочного…
— В общем-то, есть срочное.
— Хорошо, тогда давай выкладывай.
Он делает маленькую паузу, чтобы собраться с мыслями.
— Мне нужно знать одну вещь.
— Нисколько не сомневаюсь.
— Переписывались ли Хенриэтте Хагерюп и Ингве Фолдвик по электронной почте, перед тем как она была убита?
— Почему ты спрашиваешь? Зачем тебе надо это знать?
— Просто надо. Хорошо? Я чувствую, что у меня есть моральное право это знать.
— Право?!?
— Да. Я много раз помогал тебе во время этого расследования.
— Ах, ну да.
Брогеланд громко зевает.
— Переписка? Нет, не знаю. Не помню. Я слишком устал, чтобы помнить такие детали.
— Господи ты боже мой, Бьярне, ты не мог забытьэто сейчас, когда умер сын одного из тех, кого вы в последние дни должны были держать под наблюдением. Не знаю, с какой это стати после всего того, что я для тебя сделал, ты превратился в мистера Говнюка, ну да ладно. Больше мне не о чем с тобой разговаривать.