Множество жизней Элоизы Старчайлд

Айронмонгер Джон

– Два рулона шестидесятиграммовой бумаги, – объявил Милан вечером, когда прикатил домой на велосипеде. Он занес их в прихожую и осторожно прислонил к стене.

– Ты украл два рулона? – восхитилась Катя. Она крепко поцеловала его в губы.

– Обошлось без воровства. – В голосе Милана звучала гордость. – Это подарок от фабрики.

– Остался еще один.

– Уже выкупил у сослуживца. – Милан стиснул Катю в объятиях и, пританцовывая, направился в комнату. – Дело сдвинулось с мертвой точки!

–

В три часа ночи – это самое лучшее время, – сказала Катя. – Время, когда все спят. В облачную безлунную ночь, когда с востока дует умеренный ветер.

– На неделе в среду, – добавил Милан. – Если погода позволит.

На неделе в среду шел дождь. Они сидели в сарае и слушали стук дождя по жестяной крыше. На следующий день дождя не было, и ветер дул в нужном направлении, но слишком сильный, практически штормовой. К пятнице распогодилось, и на небе проявился серп луны.

– Я бы не брал в расчет луну, – сказал Милан, – если бы на небе были облака. Но сегодня небо слишком ясное. Нас заметят в свете прожекторов.

Они ждали месяц. Спиртовая жвачка, которой были склеены листы бумаги, начала терять свои свойства. Милан несколько долгих вечеров корпел над починкой.

– Думаю, нужно выкрасить шар в черный цвет, – решил он.

– Разве это не увеличит его вес?

– Ненамного. Зато нас будет сложнее обнаружить в темном небе.

– Заодно можем обтянуть его сеткой, – сказала Катя. – Монгольфье накидывали на свои воздушные шары веревочную сетку, чтобы те не рвались от переизбытка воздуха.

– Мы можем сплести сетку своими руками из рыболовной лески, – сказал Милан. – И весить будет всего ничего. Мне нравится эта мысль.

Целый месяц в своей спальне они плели сеть из лески, до тех пор, пока их пальцы не начинали кровоточить от натуги.

– Слава богу, что у нас в запасе оказалось лишнее время, – сказал Милан. – Теперь наш воздушный шар станет гораздо прочнее.

Готовая сетка обтянула оболочку воздушного шара, как ажурный чулок.

– Привяжем сюда наши веревки, – сказала Катя, – по одной с каждой стороны для равновесия. Повиснем на них, как акробаты в цирке.

Наступила первая безлунная ночь, но не было даже намека на ветер. Катя начинала нервничать.

– Ни в коем случае нельзя рисковать, – говорил ей Милан. – Все должно идеально совпасть. Ветер. Луна. Облачность. И восточный ветер, иначе мы как взлетим, так и сядем в Загорска Весе.

Они прождали второй месяц. Наступил май.

– Скоро в небе будет светло даже ночью, – ворчал Милан.

Они укрепляли сетку. Каждый день было жарко. Каждое утро солнце выходило на безоблачное небо, а безоблачное небо было для них бесполезно. Утром, запланированным для побега, Катя проснулась и увидела в окне облака.

– Погода переменилась, – сказала она Милану.

Весь день они не находили себе места. Она подоила коров, сгребла лопатой навозную жижу и отнесла молоко в молочный

цех. Милан вышел в дневную смену. Он должен был вернуться к восьми вечера. Они будут лежать на снопах сена и вместе дожидаться полной темноты, оценивая ветер.

Но «бойтесь своих планов», как часто думала Катя. Планы могут подарить свободу, но также могут стать и ловушкой.

В половине восьмого, одна в квартире, она переоделась в черный комбинезон, пешком прошла километр, отделяющий ферму от сенного сарая, и с этого момента все пошло наперекосяк. Дверь сарая была приоткрыта. Изнутри доносились тихие звуки.

– Кто здесь? – Она посветила вокруг фонариком.

С сеновала донесся тихий стон, какая-то возня.

– Кто здесь?

Из-за снопов сена показалась голова юноши. Его плечи были обнажены.

– Франц? – спросила Катя. Сердце у нее в груди стучало, как сумасшедшее.

– Товарищ Гашека…

Франц подрабатывал разнорабочим на ферме в Загорска Весе, ему было около шестнадцати лет. Может, даже меньше. Всю весну, когда погода стояла солнечная, он рыл канавы вместе с бригадой землекопов. Катя знала его. Она обрабатывала волдыри на его ладонях, стертых от долгой работы с лопатой.

– Что ты здесь делаешь?

Из-за сена показалась вторая голова. Ну, конечно. Городская девушка. Ладонями она прикрывала обнаженную грудь.

– Извините, что прерываю, – сказала Катя. – Но, будьте так добры, заканчивайте поскорее то, чем вы тут были заняты, и уходите, мне нужно запереть сарай. – Ее слова прозвучали более строго и укоризненно, чем она хотела. – Пожалуйста, – добавила Катя.

– Прошу, только не говорите моему отцу, – взмолилась девушка.

Катя попыталась вызвать в памяти лицо ее отца, но в голове было пусто.

– И в мыслях не было.

Они одевались впопыхах. Лежа в полумраке на тонком покрывале из сена, которое Милан разбросал по полу сарая, чтобы прикрыть воздушный шар, видели ли они его? Возможно, нет. Возможно, они видели только друг друга.

Девушка натягивала туфли. Франц уже спускался по лестнице. Катя допустила ошибку и подняла фонарь, чтобы подсветить ему путь.

– Спасибо, – сказал он, но тут его ладони легли на оболочку воздушного шара, на проволочные обручи, на сетку, черную бумагу и веревку, которые стали видны из-за их возни на сене.

– Что это? – поинтересовался Франц. В его голосе сквозило подозрение.

– Навес от солнца. Для телят. – Катя слишком долго тянула с ответом. Она отвела фонарь в сторону.

– Я ничего не вижу. Ева, что это?

Девушка спустилась по второй лестнице.

– Бумага с фабрики моего отца, – сказала она.

– С фабрики твоего отца? – Вот теперь Катя ее узнала. – Ты Ева Дросс? Дочь Гюнтера Дросса?

– Ваш муж работает на моего отца, – сказала девушка. – И если вы хоть слово кому-то скажете о том, что здесь видели, я сделаю так, чтобы его уволили.