Моабитская тетрадь

Джалиль Муса Мустафович

Цирюльнику сосед, сидевший близко,Так приглянулся, — бритвою своейТому соседу, говоря «сосиска!»,Отрезал нос и ухо брадобрей.И в тот же день такое чудо было —Безносого привел цирюльник к нам.«Я поздно оценил тебя, мой милый!» —Сказал безносый, волю дав слезам.Как будто одолжение как другуЦирюльник оказал, отрезав нос.Как будто брадобрей своей услугойБедняжке избавление принес. Однажды пекарь из пивного залаПришел

в пекарню — чуть не падал с ног.И трубка в тесто у него упала,Теперь ее из хлеба он извлек!Пожарника на вахте в сон свалило.Напившись пива, крепко спал старик.И некому в набат ударить было,Когда пожар на каланче возник.Сгорела вышка! Вот дела какие!Уволен был пожарник в тот же день.Да и со мной, друзья мои родные,Случилась вот какая дребедень. Откупорил я бочку, пью досыта,Решил я, братцы, душу отвести.Из бочки той, что мной была открыта,Я выпил кружек больше десяти.Как лоцман тонущего парохода,Спасаюсь в бочке, сплю спокойно в ней,Вокруг просторы моря пивзавода,Я плаваю во сне среди зыбей.Меня нашли и ну трясти упорно.На лучшем месте прерван был мой сон.Сначала допросили для проформы,Потом из бара вышвырнули вон. Теперь, друзья, одну мечту лелею —Податься я хочу на пивзавод.На новом месте буду поумнее,Вести себя начну наоборот.Не стану бочку открывать, что толку!Я лучше снизу просверлю гвоздем.И научусь, родные, втихомолкуТянуть через соломинку тайком.Сентябрь 1942

ПОЭТ

Всю ночь не спал поэт, писал стихи,Слезу роняя за слезою.Ревела буря за окном, и домДрожал, охваченный грозою. С налету ветер двери распахнул,Бумажные листы швыряя,Рванулся прочь и яростно завыл,Тоскою сердце надрывая.Идут горами волны по реке,И молниями дуб расколот.Смолкает гром. В томительной тишиК селенью подползает холод.А в комнате поэта до утраКлубились грозовые тучиИ падали на белые листыЖивые молнии созвучий.В рассветный час поэт умолк и встал,Собрал и сжег свои твореньяИ дом покинул. Ветер стих. ЗаряАлела нежно в отдаленье. О чем всю ночь слагал стихи поэт?Что в этом сердце бушевало?Какие чувства высказав, он шел,Обласканный зарею алой?Пускай о нем расскажет бури шум,Ваш сон вечерний прерывая,Рожденный бурей чистый луч зариДа в небе тучка огневая…Октябрь 1942

РАССТАВАНЬЕ

Как трудно, трудно расставаться, зная,Что никогда не встретишь друга вновь.А у тебя всего-то и богатства —Одна лишь эта дружба да любовь!Когда душа с душой настолько слиты,Что

раздели их — и они умрут,Когда существование земноеВ разлуке с другом — непосильный труд, —Вдруг от тебя навек уносит другаСудьбы неумолимая гроза.В последний раз к губам прижались губы,И жжет лицо последняя слеза…Как много было у меня когда-тоТоварищей любимых и друзей!Теперь я одинок… Но все их слезыНе высыхают на щеке моей.Какие бури ждут меня — не знаю,Пускай мне кожу высушат года,Но едкий след слезы последней другаНа ней я буду чувствовать всегда.Немало горя я узнал на свете,Уже давно я выплакал глаза,Но у меня б нашлась слеза для друга —Свидания счастливая слеза.Не дни, не месяцы, а годы горяЛежат горою на моей груди…Судьба, так мало у тебя прошу я:Меня ты счастьем встречи награди!Октябрь 1942

ЛЕКАРСТВО

Заболела девочка. С постелиНе вставала. Глухо сердце билось.Доктора помочь ей не умели,Ни одно лекарство не годилось.Дни и ночи в тяжких снах тянулись,Полные тоски невыразимой.Но однажды двери распахнулись,И вошел отец ее любимый.Шрам украсил лоб его высокий,Потемнел ремень в пыли походов.Девочка переждала все сроки,Сердце истомили дни и годы. Вмиг узнав черты лица родного,Девочка устало улыбнуласьИ, сказав «отец» — одно лишь слово,Вся к нему навстречу потянулась.В ту же ночь она покрылась потом,Жар утих, прошло сердцебиенье…Доктор бормотал тихонько что-то,Долго удивляясь исцеленью.Что ж тут удивляться, доктор милый?Помогает нашему здоровьюЛучшее лекарство дивной силы,То, что называется любовью.Октябрь — ноябрь (?) 1942

МЕЧ

Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет.

Александр Невский

«Клинок с чеканной рукоятьюТяжел на поясе твоем,И сапоги покрыты пылью, —Ты утомлен, войди в мой дом.И шелковое одеялоЯ постелю, желанный мой,Омыть и кровью и слезамиУспеешь грудь земли сырой».И голос молодой хозяйкиНемецкий услыхал майор,Он в дом вошел, дверями хлопнулИ смотрит на нее в упор. «Кто ты, красавица, не знаю.Но ты годишься для любви.Обед готовь, достань мне водкиИ поскорей в постель зови».Сварила курицу хозяйкаИ водку льет ему в стакан.Глазами масляными глядя,Майор ложится, сыт и пьян.Тогда она, покорна с виду,Сняв сапоги с «господских» ног,Берет мундир серо-зеленыйИ разукрашенный клинок.И, развалившись кверху брюхом,Объятий сладких ждет майор.Но вдруг он видит над собоюБлеск стали и горящий взор.