Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

Руденко Татьяна Владимировна

Донесения чиновников Секретного отделения Канцелярии московского военного генерал-губернатора позволяют сегодня наметить контуры судьбы Елизаветы Ланфль, по мужу Гиньон, именуемой Дюбуа. По «Ведомости о лицах, состоящих под надзором полиции за вторую половину 1849 года», наблюдение за ней учредили «по отношению г. генерал-адьютанта графа Бенкендорфа от 15 ноября 1840 года за № 5894, в коем изъяснено, что прибывшая на сих днях из Парижа, вовсе не известная в С. Петербурге французская подданная капиталистка Елизавета Ланфль при получении вида объяснила, что она немедленно отправится в Москву для поступления в модный магазин г-жи Лебу[р], с которою заключила условие на три года; почему и просит об учреждении строгаго секретнаго надзора за этою иностранкою по прибытии ея в Москву, за поведением, образом жизни, занятиями и связями в обществе». В 1849 году г-же Гиньон был 41 год от роду, она проживала в доме Глебова-Стрешнева Тверской части и занималась портным мастерством. В графе «Семейство» указан муж, «жительствующий в Париже». «По надзору оказалось», что «в поведении… ничего предосудительнаго не замечено»⁵⁰⁶. Согласно просмотренным нами ведомостям за 1849, 1850, 1852 и 1854 годы, мадам Гиньон занималась

портным мастерством по указанному адресу; в ведомости же за 1856 год находим другую формулировку: «содержит магазин дамских мод»⁵⁰⁷. При мастерице находились ее дочери Мария и Виктория. В 1851-м и следующем годах модистка выезжала во Францию⁵⁰⁸ и до некоторого момента была «известна местной полиции с хорошей стороны».

Билет на свободное проживание в Москве, выданный Елизавете Гиньон в 1854 г.

Летом 1853 года мастерица обратилась в Канцелярию московского военного генерал-губернатора с просьбой выдать ей паспорт для поездки во Францию «по делам семейным», из Канцелярии отправили запрос в III отделение, где нашли «возможным удовлетворить ея ходатайству». В августе 1855 года она получила паспорт для выезда в С.-Петербург, куда незамедлительно и отбыла. А уже в октябре квартальный надзиратель Тверской части дознался, что «Дюбуа находится ныне за границею, но в скором времени намерена возвратиться снова в Москву». Француженка ускользнула из страны под чужим именем, и ее прошение о дозволении вернуться весной следующего года потребовало череды согласований. По этому поводу граф Орлов сообщал губернатору А.А. Закревскому: «Пребывающая ныне в Париже французская подданная Елиза Дюбуа /Elise Dubois/ обратилась ко мне с просьбою о дозволении ей возвратиться в Москву, где она имеет… модный магазин под фирмою «Сихлер»; где она оставила двух дочерей, и где она, по возвращении своем, намерена вступить в российское подданство. Хотя я признаю причины, представленныя иностранкою Дюбуа, вполне уважительными; но так как она выехала из России во Францию минувшею осенью для навещения больной матери без ведома нашего правительства, – то я разрешу ей обратный въезд в наши пределы только в таком случае, если Ваше Сиятельство не изволите иметь с вашей стороны на сие препятствий». Одновременно находившиеся в Москве ее дочери обратились к губернатору: «Совершенно неожиданно мы разлучились с матерью своею французскою подданною Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, которая проживала в России более 15 лет и занималась торговлею во вверенной вашему сиятельству столице Москве, но в прошлом 1855 году уехала за границу навестить больную и престарелую мать свою и по каким-то препятствиям со стороны российскаго правительства возвратиться в Россию не может; мы в ожидании ея живши сиротами в Москве, в которой получили образование свое и к которой привыкли как к родине своей, осмеливаемся прибегнуть к покровительству вашего сиятельства, как единственному средству смягчить суровость судьбы нашей, мы плачем непрестанно и не видим себе утешения. Ваше сиятельство! Отрите слезы молодых девушек, лишенных материнских попечений, помогите возврату матери нашей в Москву, ибо, благодаря Бога, между Россиею и Франциею заключен мир. Преданные вашему сиятельству Марья 17 лет и Виктория 11 лет, дочери Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, французския подданныя, проживаюшия в Москве Тверской части в доме Глебовой-Стрешневой». 29 мая француженка прибыла в Москву⁵⁰⁹. После этого случая полиция аттестовала ее так: «Поведения хорошаго, но характера скрытаго»⁵¹⁰.

Елизавету Гиньон связывали близкие отношения с сыном Виктории Лебур. В 1858 году Указ Правительствующего сената предписал «причислить к семейству потомственнаго почетнаго гражданина и временно московскаго 2-й гильдии купеческаго брата Карла Константинова Лебур воспитываемую им крестницу девицу Викторию Киньон, со введением ея во все права, законным детям принадлежащия, но с тем, чтобы она Киньон… правами почетнаго гражданства не пользовалась, пока сама не приобретет на оное право»⁵¹¹. Как мы уже видели выше, девушка продолжала семейное дело. Сама Елизавета Гиньон одевала московских щеголих по крайней мере до конца 1860-х годов⁵¹².

Запись о французской подданной Елизавете Ланфль, по мужу Гиньон, в «Ведомости о лицах, состоящих

Владение Глебовой-Стрешневой было оживлено торговлей и до появления здесь семейства Сихлер, и в последующие годы. Еще до наполеоновского нашествия «Московские ведомости» писали: «Мадам Дамерваль, торгующая французскими модными товарами, чрез сие извещает, что находятся у нее дамския платья, тюники и фартуки нарядныя и другия вещи последняго вкусу, как-то: батист, лино-батист, фарфор, французский уксус и разные духи. В том же магазине найти можно для маскерадов разныя платья. <…> Магазин сей находится на Большой Дмитровке, в доме г-жи Стрешневой-Глебовой, и против дому г-на Толстова, бывшаго дому Мясоедова»⁵¹³. Помимо одежды предлагались косметические товары. «В переулке между Тверской и Дмитровки, против Егорьевского монастыря, в доме Елисаветы Петровны Глебовой-Стрешневой в лавке, где продаются разные духи, продается настоящая о де перль для белизны лица и рук, по 2 р. склянка, и миндальные порошки для чистоты и умягчения рук, по 2 р. банка»⁵¹⁴. Где-то в соседних помещениях «мадам Прево [Prevost], парижская модная купчиха. делает моды и платья по последнему вкусу»⁵¹⁵.

К концу 1830-х годов пришло новое поколение мастериц. В «Ведомостях о прибывших в Московскую губернию иностранцах» за 1839 год по данному адресу «зарегистрированы» портнихи – великобританская подданная Мария Филипс и французская подданная Мария Фев⁵¹⁶.

Обе дамы рекламировали свои мастерские в печати. «Любительницы хороших платьев и уборов в новейшем вкусе и по самым умеренным ценам приглашаются сим адресоваться с заказами своими к г-же Филипс из Парижа, квартирующей в Газетном переулке в доме Глебовой-Стрешневой, возле магазина Сихлера»⁵¹⁷. Портниха из Парижа мадам Месмер, урожденная Фев, предлагала платья, манто, корсеты, мантильи, канзу, бурнусы, салопы и брала девушек в ученье⁵¹⁸. В этом же владении французская цветочница Доссион, «приехавши недавно из Парижа, учредила новое цветочное заведение, в котором будут делать разные цветы для шляп, чепцов, уборки волос, отделки для платьев, также букеты, гирлянды и другия к дамским уборам принадлежащия вещи из золота, серебра и бус. В оном же заведении возмутся чистить и красить разныя перья и марабу»⁵¹⁹. В конце 1842 года по соседству обосновалась мадам Оже (Auger), модистка из Парижа, и обещала «большой выбор шляп, сделанных по образцам, полученным ею из первых модных магазинов Парижа и Петербурга. Она смеет льстить себя надеждою, что все новейшее, грациозное и отделанное с отличным вкусом и легкостию в цветах, материях и лентах дамы найдут в ее магазине», причем дешевле, нежели у других торговцев на 10, 20 и 25 рублей⁵²⁰. Мадам Оже продержалась около года и в конце 1843 года распродавала огромное количество своих изделий «по причине прекращения торговли»⁵²¹.

«На Петровке, в доме г-жи Раевской»

Еще один известный в Москве модный магазин принадлежал Антону Ивановичу Монигетти и его жене Шарлотте Осиповне и существовал около трех десятилетий на Петровке.

В Центральном историческом архиве Москвы сохранилось дело 1812 года «О наведении справок о швейцарском подданном Монигедт Антоне для выдачи разрешения на поездку в С.-Петербург». Пристав Тверской части рапортовал в Управу благочиния, что иностранец вел хороший образ жизни, не имел за собой особого надзора и потому не имел никаких препятствий к выезду в столицу⁵²². В декабре следующего года «Московские ведомости» сообщали: «Антоний Монигетти, приехавший недавно из Санкт-Петербурга… открыл лавку на Петровке, в приходе Рождества Богородицы, что в Столешниках, в доме ея высокоблагородия надворной советницы Марьи Антоновны Раевской. и продает разные иностранные вина, одеколон настоящий, разные лучшие духи, помаду, прованское масло, уксус, санкт-петербургской Лазаревой фабрики шоколад, а также можно найти и шоколадницы, все по самым сходным ценам»⁵²³. Лавка торговала стальными перочинными ножиками, бритвами и ножницами, настоящими римскими струнами для скрипки, виолончели и контрабаса, английскими барометрами и термометрами, черепаховыми гребнями для волос и даже цветочными луковицами⁵²⁴.

Вскоре торговец вступил в русское подданство, в рапорте пристава Тверской части от 15 мая 1816 года засвидетельствовано: «Живущий в сей части швейцарской уроженец города Биаска Антон Монигетти с билетом данным из Московской управы благочиния и поведения хорошаго, о чем представил от московских купцов… при сведении своем свидетельство а потому на вечное России подданство приведен к присяге»⁵²⁵. Антон Монигетти состоял купцом 3-й гильдии, имел 28 лет от роду и был женат на 21-летней Шарлотте Осиповне⁵²⁶.

Антон Иванович осел в доме М.А. Раевской на несколько десятилетий. В маклерской книге 1817 года сделана запись: «Иностранец Антоний Монигетти нанял в доме госпожи надворной советницы Марьи Антоновны Раевской, состоящем Тверской части под № 100, во флигеле верхний и нижний отделения с винным подвалом, с двумя погребами и напогребицами, с двумя каретными сараями и одной конюшнею взойдя в ворота на левой руке впредь на пять лет ценою за каждый год три тысячи семьсот рублей ассигнациями»⁵²⁷.

Заведение четы Монигетти именовалось Швейцарским магазином и предлагало широчайший выбор товаров; тут можно было найти разнообразные чепчики, итальянские соломенные шляпки, дамские касторовые шляпы с перьями, перья страусовые и марабу; кисейные, шерстяные, кашемировые платья, бальные газовые платья, бурнусы, атласные палантины, атласные, кисейные и бархатные канзу, модести, шарфы и шали, блондовые шарфы и косынки, шелковые, филейные, тюлевые и буфмуслиновые мантильи, вуали, фартуки и колоретки, шелковые чулки для дам и мужчин, перчатки, материи для платьев, модные кисеи, блонды и брюссельские кружева различной ширины, французские корсеты.

Карл Брюллов. Портрет И.А. Монигетти (сына Антона Ивановича)

Сюда завозились разнообразные детские вещи и товары для мужчин – батистовые и полотняные сорочки, галстуки, манишки и пуговицы для них, модные жилеты, батистовые шейные и карманные платки, бумажники; а также шкатулки для женских рукоделий и для дороги, дорожные мужские туалеты, бронзовые столовые часы и фарфоровые сервизы. В магазине предлагали ридикюли, веера и бижутерию – диадемы, черепаховые гребни, пряжки, серьги, броши, подвески, колье и браслеты, булавки, бусы «сходные с настоящим жемчугом», в 1828 году завезли кресты а-ля Жаннет, в 1833 году – «серьги и браслеты чугунные, называемые Фер-де-Берлен, и разные чугунные вещи». Дамы могли порадовать себя разнообразными косметиками – лавандовой и альпийской водой, душистым неаполитанским мылом, свежей огуречной помадой для лица, римской водой, «от которой содержатся волосы в величайшей чистоте», которая также способствовала их росту и придавала приятный запах и глянец, или новыми духами. Для мужчин имелся выбор охотничьих ружей и пистолетов фабрики Лепажа⁵²⁸. Здесь же выполняли заказы по пошиву приданого. Что касается белья, то этот адрес считался едва ли не лучшим в Москве. Справочная книжка на 1826 год рекомендовала: «Охотники и охотницы до хорошего белья могут покупать его… у Монигетти в Швейцарском его магазине, который выписывает оное прямо из Парижа; также принимает работу и по заказу»⁵²⁹.