Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

Руденко Татьяна Владимировна

Жилье было неустроенным, но дорогим, например, на той же Коренной ярмарке «за 10 дней приходится иногда платить 100 руб. сер. за лавку и 100 руб. сер. за квартиру, иногда и дороже»⁶¹⁴. О проживании в Ирбите также следовало позаботиться заранее. Очевидец писал: «.вы въезжаете на площадь гостиного двора, едете мимо балаганов и лавок, ищите гостиницы, – и не находите ни одной порядочной. Здесь все живут по квартирам, нанимаемым заблаговременно на будущую ярмарку. Не наняв заблаговременно, трудно найти себе помещение. Если же и посчастливится найти чистую комнату, то вы заплатите за нее очень дорого. За один ярмарочный месяц здесь платится столько же, сколько и за целый год, да оно и не может быть иначе, потому что для коренных жителей и домовладельцев города – главным и иногда единственным доходом служит плата за нанимаемые

у них помещения. Круглый год стоит пустой дом ирбитского домохозяина, и занимается на один только месяц; как же не желать ему в один месяц получить свои 8 или 10 процентов с капитала, употребленного на постройку дома, тем более, что купечество, многочисленнейшее здесь сословие, не почитает дороговизну квартиры для себя отяготительную; плата за помещение раскладывается купцом на продажный товар, и следовательно за все отвечают покупатели»⁶¹⁵. Ирбитская ярмарка проходила в феврале – марте – и несколько тысяч человек страдали от простуд, «которые неизбежно приобретаются в Ирбите от плохо устроенных домов, не отапливаемых притом целую зиму и только кое-как нагреваемых к ярмарке»⁶¹⁶.

Во время Ильинской ярмарки в городе Ромне «некоторые домовладельцы помещали у себя от 50 до 80 душ купеческих приказчиков и рабочих, за содержание которых хозяин их платил по рублю в день с человека; это собственно за харчи, а квартира оплачивалась отдельно; Ильинская же ярмарка продолжалась месяц и больше. Нечего и говорить о тех случаях, когда подвыпивший приказчик или сам купец накуралесит; тогда гости таровато заглаживали свои грехи»⁶¹⁷. Впоследствии куш от аренды доставался полтавцам. «Домовладельцы в то время отдавали свои дома внаем только до Ильинской ярмарки, с обязательством очистить помещение на время ярмарки, во время которой они выручали чуть ли не годовую плату. Многие помещики приезжали на ярмарку с целой свитой, со своей кухней, своим выездом»⁶¹⁸.

Дворянка Перепеловская, описывая свое путешествие на ярмарку в 1830-х годах, жаловалась: «Канальские цены на все! А содержание, так ужас! Вообрази, что я за две комнаты, правда на Сумской улице, недалеко от театра и благородного собрания, платила восемь рублей в сутки, да содержание девяти лошадей, восьми человек прислуги и для нас провизии, стоило двенадцать рублей в сутки. Так вот, как хочешь, двадцать рублей в день, кроме театра, куда всякой день должны были возить детей! Спасибо, в благородное собрание дам впускают даром; но все нужны и там издержки»⁶¹⁹.

Любопытную подробность о купеческих нравах и обычаях находим в «Воспоминаниях роменского старожила»: «…по приезде в город, каждый торговец считал непременною обязанностью явиться на дом к городскому голове и городничему, который у нас до пятидесятых годов назывался полицеймейстером; являлись, не имея к ним никакой просьбы и надобности, а так, с поклоном и, по русскому обычаю, с хлебом-солью; кроме хлеба-соли, каждый приносил начатки своего труда: лучший кусок сукна, холста, материи, одним словом – всех возможных товаров, а кто преподносил и денежные подарки. И это делали самые солидные и степенные московские богачи, фабриканты и торговцы, которые торговали с чистою совестью и никаких тысяч не взяли бы за осквернение своей чести. Они просто исстари привыкли делать подарки начальствующим в каждом городе, в котором производили торговые обороты. По окончании ярмарки получали обыкновенно подарки и хозяева, у которых купцы квартировали и нанимали лавки; дарили также горничных, поваров, дворников»⁶²⁰.

Некоторые гостиные дворы не позволяли развернуть успешную торговлю из-за тесноты – это касалось Коренной ярмарки: «Нумера во всем [Гостином] дворе низки и столь тесны, что почти каждый торговец в панской линии должен брать два-три-четыре нумера, чтобы поместить в них свой товар»⁶²¹. Современники отмечали плохо организованное расположение торговых балаганов: «От беспорядка расположения товары не были видны, трудно было их отыскать, улицы между балаганами были более, нежели искривлены, или ближе сказать, улиц вовсе не было, а были самые тесные дорожки»⁶²². Недовольство условиями торговли присутствовало и в Ромне, откуда в конце концов Ильинскую ярмарку перевели в Полтаву. «Возвышая беспощадно цены на все ярмарочные помещения и деспотически распоряжаясь

на ярмарке, жители Ромна, в особенности лавковладельцы гостиного двора, не терпели ничьего вмешательства в ярмарочные дела. <…> О постройке каменного гостиного двора они не заботились, относили это предприятие в неопределенное будущее. Между тем неудобства и дороговизна помещения вызывали все большие и большие жалобы приезжего торгового люда»⁶²³. Торговые места «уходили» к перекупщикам: «Отдача лавок, балаганов, мест обратилась в торговлю посредством исходатайствования многих билетов на них не для выставки своих товаров, а для сдачи по высоким ценам внаем другим торговцам»⁶²⁴. При проведении Ильинской ярмарки в Полтаве «передача билета за взятую лавку воспрещалась под опасением уплаты штрафа»⁶²⁵.

Благоустройство ярмарочных площадей никого особенно не заботило, потому там часто кишело месиво из грязи: «Так как в Курской губернии встречаем мы каменную мостовую и тротуары только в Курске и Ст. Осколе: то в случае дождливой погоды грязь до того бывает велика в Коренной, что гостиный двор делается доступным почти для одних имеющих возможность ехать»⁶²⁶. Наконец, вопросы безопасности решались слабо: «В прошедшие годы не проходило ни одной ярмарки без убийств, насилий, притеснений и подобных происшествий»⁶²⁷.

Справедливости ради скажем, что на Нижегородской ярмарке, развитием которой занимались на государственном уровне, существовали канализация, бани, прачечные, больница, почта для ежедневного приема и отправления писем, бандеролей и денежных переводов. В 1860-х годах на Коренной ярмарке обязательно присутствовал губернский ветеринарный врач, осматривавший и скот, пригоняемый на убой, и продававшееся в мясных рядах мясо; ежедневно топились две бани; существовала временно устроенная аптека⁶²⁸. Во время ярмарок принимались меры по противопожарной безопасности.

Все перечисленные трудности не останавливали ни русских покупателей, ни торговцев, ни даже француженок с их приказчиками. В мемуарах графа Д.Н. Толстого находим подробное описание ярмарочного путешествия: «Самая веселая эпоха нашей деревенской жизни была Лебедянская ярмарка. Ныне, когда с успехами нашей торговли в городах, все ярмарки вообще упадают, уже не понятно то удовольствие, тот праздничный вид, какой принимали уездные жители во время ближайшей ярмарки. В Лебедяни существовало тогда, как и теперь, четыре ярмарки в году, но только две из них привлекали особенное стечение помещиков: Троицкая и Покровская, остальные две, бывающие зимою, посещаются только торговцами. Троицкая и Покровская ярмарки составляли две эпохи в году нашего края. От них считалось время или определялись сроки, на них разрешались важные недоумения. «Это было перед или вскоре после ярмарки», – говорил помещик, рассказывая о каком-нибудь происшествии. Крестьянин просил денег на ссуду до Покровской ярмарки. В случае спора о каком-либо головном уборе или вообще о моде, уездная щеголиха с самодовольствием говорила: «Ярмарка все окажет».

По приезде в Лебедянь мы обыкновенно останавливались в монастырской слободе. Там одна крестьянская изба составляла наш салон, а другая служила помещением для прислуги. Переодевшись с дороги и принарядясь, мы отправлялись на ярмарку «в ряды». Хотя расстояние от нашей квартиры до этого форума было не более У₄ версты, но дойти туда пешком не было никакой возможности по причине грязи, которая, взмешиваемая смелыми ногами бесчисленного множества окрестных крестьян и городских жителей, была буквально по колено. Вокруг рядов, центра торговли предметами роскоши и высших потребностей, стояло множество телег, повозок, шатров, шалашей и балаганов. <…>

Мы подъезжали к «рядам». Так назывался параллелограмм в несколько улиц, из плетневых шалашей, с навесами из драни. Обе противоположные стороны, соприкасаясь навесами, составляли крытую галерею или пассаж, освещаемый частию со стороны входа, а частию щелями не плотно лежавших драниц. В этом полусвете медленно двигалась пестрая толпа или озабоченных покупателей, или только праздных зрителей. Все были одеты по-праздничному и лица всех выражали праздничное удовольствие. Нередко встречалось там или миловидное личико уездной барышни, дышавшее свежестью и простотою деревни, или более претензливое лицо городской красавицы, отягченной всею роскошью провинциальной моды. <…>