Мое ходячее несчастье
Шрифт:
Небольшая компания, сидевшая за столиком, испугалась нашего с Трентоном грозного вида и поспешила удалиться. Мы заняли освободившиеся места, приготовившись пить на удивление всем присутствующим.
Кэми издалека поглядывала на Трентона, то и дело подсылая к нам официантку с текилой и пивом. К счастью, я успел опрокинуть уже четвертую рюмку «Куэрво», когда зазвучала очередная рок-баллада.
— Ну и паршивый сегодня музон, Трент! — пожаловался я, с трудом перекрикивая шум.
— Ты просто не ценишь классику восьмидесятых! — крикнул Трентон мне в ответ. — Эй, погляди-ка вон туда!
Он
— Привет, Ти! Как поживаешь?
— Неплохо, работаю. А ты?
— Молодец! Я живу в Далласе, устроилась в пиар-агентство, — ответила девица, поглядев сначала на Шепли, потом на меня. — Боже мой! А это, кажется, твой младший братик? Да я же его нянчила!
Я нахмурился. Своими пышными формами эта особа напоминала фотомоделей сороковых годов. Если бы я, будучи в нежном возрасте, провел с ней хоть пять минут, наше знакомство оставило бы неизгладимый след в моей памяти.
Трентон улыбнулся:
— Трэв, ты помнишь Кариссу? Она училась вместе с Тэйлором и Тайлером.
Я тряхнул ее протянутую руку, сунул в зубы сигарету, щелкнул зажигалкой и, запихивая в карман рубашки уже почти пустую пачку «Мальборо», пробормотал:
— Что-то не припоминаю.
— Неудивительно. Ты тогда был еще не очень зрелым мужчиной, — с улыбкой ответила она.
— Карисса недавно пережила тяжелый развод с Сетом Джейкобсом, — сказал Трентон. — Помнишь Сета?
Я покачал головой, уже утомленный игрой, которую затеял мой брат. Карисса осушила стопку текилы, стоявшую у нас на столе, и несколькими шажками как бы незаметно приблизилась ко мне:
— Я слышала, тебе в последнее время тоже пришлось несладко… Как насчет того, чтобы скоротать вечер вместе?
По выражению ее глаз я понял, что она пьяна. И что ей одиноко.
— Вообще-то, нянька мне больше не нужна, — сказал я, затягиваясь сигаретой.
— Но может быть, тебе нужен друг? Вечер длинный… А я пришла сюда одна, потому что все мои подружки повыходили замуж… Ну, ты понимаешь…
Кариеса нервно хихикнула.
— Если честно, не совсем.
Она опустила глаза, и я почувствовал себя виноватым: эта женщина не сделала мне ничего плохого, а вел я себя с ней по-свински.
— Извини. Просто я не хотел сегодня сюда идти.
Она пожала плечами:
— Я тоже. Но тут все-таки лучше, чем дома одной.
Музыка замолкла, и солист группы начал обратный отсчет с десяти. Кариеса огляделась по сторонам, потом снова посмотрела на меня, на мои губы. Глаза у нее загорелись. В тот момент, когда толпа хором прокричала: «С Новым годом!» — а музыканты заиграли «Застольную» [8] (искажая мелодию почти до неузнаваемости), Кариеса меня поцеловала.
8
«Застольная» — шотландская песня на стихи Р. Бёрнса, традиционно исполняемая в канун Нового года. Известна русскоязычному читателю в переводе С. Я. Маршака («Забыть ли
На секунду я прихватил ртом ее губы, но они показались мне такими чужими, такими непохожими на то, к чему я привык! Воспоминание о Голубке стало еще острее, и я ощутил нестерпимую боль оттого, что мы были не вместе.
Я отстранился от Кариссы, вытер рот рукавом и отошел от столика.
— Прости, — сказала она мне вслед.
Протолкавшись к туалету, я заперся в кабинке и достал телефон. Перед глазами все расплывалось, во рту оставалось противное послевкусие текилы. «Эбби, наверное, тоже пьяная, — подумал я, — и не рассердится, если я позвоню. Сейчас ведь Новый год. Может, она даже ждет моего звонка».
Найдя в телефонной книге строку «Голубка», я посмотрел на свое запястье, украшенное такой же надписью. Нет, если бы Эбби хотела меня видеть, она позвонила бы сама. Я уже продул свой шанс, когда там, у отца, сказал, что отпускаю ее. Названивать теперь было бы эгоистично. Даже пьяный, я не мог себе этого позволить.
В кабинку постучали.
— Трэв? — окликнул меня Шепли. — Ты в порядке?
Я открыл дверь и вышел, все еще держа в руке мобильник.
— Ты ей позвонил?
Я покачал головой и уставился на кафельную стену. Потом сделал шаг назад, замахнулся и швырнул в нее телефон. Он разбился на мелкие кусочки, которые рассыпались по полу. Какой-то бедолага, стоявший у писсуара, отскочил в сторону и втянул голову в плечи.
— Нет, — буркнул я. — И не собираюсь.
Шепли молча прошел за мной к столику. Кариеса ушла. Нас поджидали три наполненные стопки.
— Извини, Трэв, что так получилось. Я подумал, может, она тебя немного отвлечет, — сказал Трентон. — Красотки вроде нее очень помогают мне, если я оказываюсь в таком положении, как ты сейчас.
— Значит, ты никогда не был в таком положении, — огрызнулся я и, опрокинув стопку себе в рот, резко встал, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть. — Все, парни. Мне пора домой.
— Уже? — спросил Трентон слегка разочарованно.
Потом он подошел к Кэми, дождался, пока она не улучит секунду, чтобы попрощаться с ним, и мы направились к машине. Перед тем как тронуться с места, Трент посмотрел на меня:
— Думаешь, она к тебе вернется?
— Нет.
— Тогда, может, пора с этим смириться?
— Стараюсь.
— Скоро начнутся занятия, и если не хочешь окончательно ее отпугнуть, то веди себя как ни в чем не бывало. Как до того дня, когда ты увидел ее голой.
— Заткнись, Трент.
Брат завел двигатель.
— Я вот подумал, что, когда вы просто дружили, ты вроде был доволен. Может, теперь ты боишься, что вернуть то время уже не получится, и поэтому тебе так хреново? А вдруг все-таки получится? — сказал Трентон, выруливая со стоянки. — Попробуй.
— Попробую, — ответил я, пялясь в окно.
Наконец настал первый день весеннего семестра. Накануне я почти не спал, ворочался с боку на бок, с нетерпением думая, что завтра увижу Эбби, и в то же время немного этого побаиваясь. Несмотря на бессонную ночь, я настроился держаться бодро и не показывать своих переживаний ни Голубке, ни кому другому.