Мое ходячее несчастье
Шрифт:
Я растолкал парочки, толпившиеся на танцполе, и встал возле Эбби и Брэда:
— Отойди от нее!
— Нет, это ты отойди! — сказала она, негодующе глядя на меня исподлобья.
Я вонзил взгляд в глаза Брэда:
— Отвали от моей девушки, или я тебя наизнанку выверну. Прямо здесь, на танцполе.
Брэду стало не по себе. Он испуганно посмотрел на меня, потом на партнершу.
— Извини, Эбби, — сказал он, опуская руки и направляясь к лестнице.
— То, что я испытываю к тебе сейчас, Трэвис… очень напоминает ненависть.
— Потанцуй
Песня закончилась. Эбби вздохнула.
— Иди опрокинь еще бутылку виски, Трэв, — ответила она и, отвернувшись от меня, начала танцевать с парнем, который случайно оказался рядом.
Ритмично двигаясь под быструю музыку, Эбби с каждым тактом приближалась к своему новому партнеру. Сзади к ней подполз Дэвид, мой самый нелюбимый «брат» по «Сигме Тау», и принялся хватать ее за бедра. Парни, осклабившись, стали лапать Эбби по всему телу. Дэвид приклеился тазом к ее заднице. Все стояли и смотрели. Немного придя в себя, я почувствовал не только ревность, но и угрызения совести: вот до чего я довел Голубку!
Я быстро подошел к Эбби, наклонился, подхватил ее за ноги и перебросил через плечо, толкнув Дэвида за то, что он так по-свински воспользовался ситуацией.
— Поставь меня! — крикнула Голубка, молотя кулаками по моей спине.
— Я не позволю тебе позориться из-за меня! — прорычал я и в два прыжка преодолел лестницу.
Не обращая внимания на вопли и барахтанье Эбби, я понес ее к выходу. Все присутствовавшие проводили нас взглядом.
— А сейчас, Трэвис, ты меня не позоришь?!
— Шеп, Донни там, на улице? — спросил я под градом ударов.
— Э-э-э… да, — ответил он.
Америка шагнула нам навстречу:
— Поставь ее!
— Мерик! — вскричала Эбби, извиваясь. — Не стой так! Помоги мне!
Америка приподняла уголок рта и усмехнулась:
— Забавно смотритесь!
— Вот спасибо тебе, подруга! — разочарованно проворчала Эбби. Когда я вынес ее из здания, она забилась еще сильнее. — Да отпусти же меня, черт подери!
Я подошел к машине Донни, открыл дверцу и втолкнул Голубку в салон:
— Донни, сегодня ты у нас дежурный водитель?
— Да… — Он обернулся, встревоженно глядя, как Эбби неистовствует на заднем сиденье.
— Нужно отвезти ее ко мне домой, — сказал я и плюхнулся рядом с Голубкой.
— Трэвис… мне кажется…
— Делай, что говорю, а то башку тебе проломлю, Богом клянусь!
Донни, испугавшись, завел машину, и мы тронулись. Эбби ухватилась за ручку дверцы:
— Не поеду к тебе!
Я поймал ее за оба запястья, она наклонилась и вонзила зубы мне в предплечье. Было чертовски больно, но я только закрыл глаза. Почувствовав, будто рука горит, я понял, что Голубка прокусила кожу, и, еле сдерживая вопль, прорычал:
— Давай не стесняйся! Все равно я уже так устал от твоего дерьма!
Она на секунду выпустила меня, потом снова принялась колотить, теперь уже не столько
— Моего дерьма? Останови эту долбаную машину!
Я поднес Голубкины запястья к лицу:
— Я люблю тебя, черт возьми, и ты никуда от меня не денешься, пока не протрезвеешь и мы все не разрулим!
— Нечего тут разруливать, Трэвис!
Я отпустил ее руки, она сложила их на груди и оставшуюся часть дороги ехала надувшись. Когда Донни остановил машину, наклонилась к нему и спросила:
— Ты можешь отвезти меня домой?
Я открыл дверцу, вытащил Эбби, снова закинул ее к себе на плечо и направился к лестнице:
— Спокойной ночи, Донни.
— Я позвоню твоему отцу! — закричала Голубка.
Я рассмеялся:
— Звони. Он похлопает меня по плечу и скажет: «Так держать!»
Пока я выуживал ключи из кармана, Эбби, не прекращая, извивалась.
— Угомонись, Голубка, а то с лестницы упадем.
Наконец-то справившись с дверью, я прямиком протопал в комнату Шепли.
— Поставь меня! — не унималась Эбби.
— Ладно, — сказал я, бросая ее на кровать Шепа. — Проспись, а утром поговорим.
Она была в неописуемой ярости и всю дорогу, то есть по меньшей мере минут двадцать, молотила по мне кулаками, отчего теперь у меня все болело, и тем не менее я испытывал огромное облегчение: Голубка опять дома.
— Ты не можешь указывать мне, что делать, Трэвис! Я тебе не принадлежу!
Ее слова всколыхнули во мне затаившуюся злобу. Я подошел к кровати и, опустив руки на матрас по обе стороны от бедер Эбби, наклонился к ее лицу.
— Зато я принадлежу тебе! — прокричал я, вложив в этот крик столько силы, что кровь отхлынула от лица.
Эбби выдержала мой взгляд, даже ни разу не моргнув. Тяжело дыша, я посмотрел на ее губы и шепотом повторил:
— Я принадлежу тебе.
Злоба испарилась, уступив место желанию. Эбби потянулась ко мне, но, вместо того чтобы ударить, взяла мое лицо в ладони и поцеловала. Ни секунды не раздумывая, я снова подхватил ее на руки и понес в свою спальню. Мы рухнули на кровать.
Эбби нетерпеливо принялась меня раздевать. Я одним махом расстегнул ей молнию на платье, она быстро стащила его через голову и швырнула на пол. Я поцеловал Голубку и застонал, почувствовав ответное движение ее губ и языка.
Прежде чем я успел что-нибудь сообразить, одежды на нас не осталось. Эбби порывисто прижала меня к себе, положив руки мне на ягодицы, но я вдруг ощутил прилив адреналина, взявшего верх над пивом и виски. Опомнившись, я подумал о последствиях. Я поступил как последний засранец, Голубка разозлилась на меня. Теперь мы оба плохо себя контролируем, но что, если потом она решит, будто я воспользовался ее минутной слабостью?
— Мы пьяные… — сказал я, тяжело дыша.
— Давай.
Ее бедра стиснули мои, и я почувствовал, как дрожат от нетерпения мышцы под нежной кожей.