Мое королевство. Бастион
Шрифт:
— Это низко! — она дернула и разорвала платочек.
— Это прагматично. Вы помните, что нас встречали репортеры? Вы еще спрашивали, Арина Михайловна, куда я вас привез. Это элитный бордель «Семь покрывал». И если вы все же откажетесь с нами сотрудничать, завтра все газеты выйдут с аршинными заголовками, прибавляющими к вашему реноме убийцы и ведьмы еще один оригинальный штрих.
Ариша вскочила и бросилась к окну, у приоткрытой створки которого курил один из людей Даля. Оттолкнула его и вскочила на подоконник. Но выпрыгнуть ей не дали, стянули за локти и голени, поставили на ноги головой в пол, стянули рукав
Лицо Ариши стало вялым, члены расслабились. Ее проводили до стула и усадили снова. Тетка похлопала девушку по щеке:
— Ну-ну! И нечего так разоряться. Покажите зубки: нет ли пломбочек с цианидом. Сереж, присвети!
Тот, что подавал Далю книгу, направил свет на Аришин рот.
Секретарь Степан потянулся, поставив стул на дыбы:
— Зря ее остановили. Представляете? Заголовки жирным «пеньо» на полстраницы: «У бл.дей из окошек сигать снова в моде!» Знатно!
— Заткнись.
Степан пожал плечами: «А я что? Я ничего».
— Инна?
— Пломб нет, Даль Олегович, — тетка убрала зубоврачебное зеркало. — Я бы советовала ее на успокоительных держать. Дамочка нервенная.
— Мне не нужен овощ.
— Так я понимаю. Съездить не поленюсь утром и на ночь — уколоть, чтобы ей спалось лучше.
Даль похлопал тетку по запястью:
— Хорошо, мы с вами это потом обговорим. Продолжайте.
Инна снова открыла свой безразмерный чемоданчик.
— Вот тут последние шедевры от модных мастерских Ракеле: платье со стразами и разрезом до пи… доверху, в общем. И две комбинации с жестким кружевом: желтая и лиловая. Надеюсь, на фигурке не треснут. Кто ж знал, что она корова такая. Раздевайся! — это было обращено к Арише. — Все снимай! Наше наденешь: чулочки, подвязки, панталончики. Да что ж ты копуша такая! — она стала помогать Арише, которая неверными руками пыталась расстегнуть крючочки на спине.
Девушку обрядили и раскрасили, как дорогую проститутку, и провели в салон, где пировали, курили и работали давешние репортеры.
Явление моны Адашевой встретили одобрительным свистом. Осветители кинулись ставить свет перед изящной козеткой в алькове, два фотохудожника сцепились за лучший ракурс для камер, назойливые выпускающие лезли с гранками и еще влажными фотографиями. Даль умудрялся отвечать всем. Кого одобрил, кого приструнил, кому подкинул денег на шампанское. Инна со стилистами раскладывала Аришу на диванчике; фоторепортеры нудили: и шелк скользит, и складки лежат не так, и лиловое на розовом выглядит ужасно… И вдвоем заклевали третьего, посмевшего заикнуться, что фотографии все равно черно-белые.
— Модель! Где модель?!
Из боковой двери явился мужчина с телом божества и тупым синим взглядом. Зыркнул на Аришу и объявил, что не может работать с девушкой, ведущей себя, как бревно.
— За такие деньги, — зашипели редакторы, косясь на Даля, — ты и с самим бревном поработаешь.
Отсняли несколько сцен. За это время Даль успел выбрать фотографии для утренних номеров, одобрить тексты, уточнить, что мону Адашеву на вокзале никто не встречал и супругу либо кому-то еще об ее отсутствии с почты и телеграфа не сообщали. От телефонисток сведений тоже не было.
Крапивин отдал приказ взять книгопродавца Гюльшу Камаль и издателя Адашева под
Покончив с первой необходимости делами, Даль отказался от шампанского и попросил принести чаю себе и моне Адашевой. Когда лампы с их режущим светом отключили, она продолжала лежать на козетке, как мертвая, лишь отстранила руку Инны, собиравшейся вытереть пот с ее лба. И глядя на комиссара блекло-синими глазами ведьмы, шепнула:
— Вы поплатитесь за это.
— О, ожила! — Инна хохотнула. — Чайку желаете? С сушками.
Ариша не пожелала. Зато Даль охотно выпил жидкость цвета темного янтаря, тяжело покачивающуюся в толстостенном стакане с серебряным подстаканником. На боку подстаканника изгибалась танцовщица — знак «Семи покрывал», а горячую ручку пришлось обернуть салфеткой.
— Почему вы уехали от мужа, Арина Михайловна?
— Он домогался меня. Я… больше не могла этого выносить.
— Вы ведь обвенчаны с ним?
— Да, Саша настоял. Он считал, что так для меня будет безопасно. Гисмат многим обязан ему.
— Значит, Халецкий жив?
— Я не знаю.
Слезы закапали на нагие руки. Платье, в которое Аришу обрядили под конец, тихо мерцало при каждом движении.
— И Сан не объяснил, как с ним связаться?
— Дать телеграмму до востребования. На Эрлирангордский главпочтамт, — голос девушки слабел.
— Инна! Бумагу, чернильный прибор! Живо!
Комиссар встряхнул девушку:
— Мона Адашева! Не спите! Что он велел написать?
Ее глаза закрывались, дыхание делалось сонным. Даль наотмашь хлестнул девушку по щеке:
— Арина Михайловна!
— Я не поддамся тебе, Крысолов.
Глава 3
Глава 3
Даль гнал машину по пустому ночному шоссе. Снег успел растаять, и мокрый гравий блестел в свете фар. На заднем сиденье дремала стиснутая охранниками Ариша, на переднем Инна, кутаясь в шубу, молчала о чем-то своем. Даль размышлял. Были ли слова, сказанные Аришей, местью оскорбленной женщины, цитатой из сказки Сана или настоящим паролем? Если саму Воронцову-Адашеву расколоть не получится, он не станет давить. Потому что в ее бумагах непременно сыщется что-то, кроме адреса Гюльши Камаль. Романтичные барышни обожают описывать в дневниках свои переживания и возят дневники с собой. А могут быть записки, письма, телеграммы… Два-три слова, заставляющие влюбленную дуру месяц писаться кипятком от счастья.
И даже если Сан все предусмотрел и переписки нет, остаются тексты. Невозможно не писать, если ты Создатель.
— Это Вторжение было слабым, — произнесла Инна неожиданно.
— Да, — отозвался Крапивин. — Всего лишь снег в сентябре. Возможно, она заснула, читая, и текст не успел войти в резонанс. Стук колес всегда убаюкивает.
Он невольно зевнул.
— Хотите, я поведу?
— Спасибо.
Они обменялись местами, и Инна лихо и уверенно повела машину дальше, а Даль задремал, уткнувшись в меховой воротник, и очнулся, когда с противным скрежетом раскрывались погнутые, ржавые ворота.