Мое побережье

Luft_waffe

Заманив Снежка наверх и запасшись чаем, начала поиск с последующим выбором вечерней комедии.

Может, я и не образец весельчака, да «тухну» вместо празднования в четырех стенах, но, если честно, меня это вполне устраивало.

Как и то, что я не увижу пьяного Тони, уходящего в туалет с какой-нибудь стройной девицей.

Комментарий к 5.

«Джаз скелетов» (OST «Труп невесты»).

========== 6. ==========

Правда ли, что у каждого человека есть своя звезда? Ведь составляли гороскопы в средние века придворные астрологи, предсказывали будущее. Ведь говорят о человеке, что родился он под счастливой звездой. Если это действительно так, то у меня была

неподходящая, неудачливая звезда.

Проблема многих в том, что они слишком глубоко копаются в себе, и подчас эта нехорошая привычка становится губительной.

На улице холодало. В скором времени придется сменять плащ на что-нибудь более теплое.

Я сидела в пыльном тренировочном зале старой танцевальной студии, которую «закрыли на ремонт» около трех лет назад.

Помню, как мама впервые привела меня сюда. Разумеется, она, как и любая мать, считала это своим почти что особенной важности долгом, мечтающая воплотить в собственном чаде все нереализованные фантазии и взрастить настоящую принцессу. Может, это приходит с возрастом? Та самая нездоровая тяга затащить ребенка на любые секции, на какие только реально. Я успела проучиться полгода в музыкальной школе (воистину, затеей это было провальной, ибо голосом меня природа обделила максимально сильно, а любовь к пианино отбилась сразу, стоило крышке по какому-то роковому стечению обстоятельств отдавить мне пальцы), через такой же промежуток времени бросить художественную — страшно невзлюбила обязательную для изучения дисциплину, именуемую декоративно-прикладным искусством. Но с танцами мама попала в самую точку.

Все началось примерно за неделю до моего первого занятия. В парке мы с родителями кормили по субботам плавающих в пруду уток. Однако по прибытию на место оказалось, что папа забыл хлеб на столе, и нам пришлось совершить небольшую пешую прогулку до ближайшей пекарни. По пути мой детский взгляд зацепился за блестящие в витринах витиеватые люстры, старинные подсвечники, маленькие столики на резных ножках и повсеместное кружево, что в одной пестрой куче покоилось в антикварном магазинчике на углу улицы. Мама отправила отца за булкой и согласилась зайти туда со мной.

Я не помню деталей увиденного внутри, однако, бывав здесь и в более осознанном возрасте, зайти в само здание так и не решилась.

В тот день мне на глаза попалась большая, безумно дорогая шкатулка. Продавец, словно гордясь своим раритетом, продемонстрировал нам весь механизм в деле. На тоненьких ножках, в белоснежной пачке-сеточке, под волшебный вальс №9 Вагнера крутилась маленькая балерина.

Само собой, покупать ее не стали, но образ так ярко упечатался в памяти, что неладная шкатулка упрямо отказалась выходить из головы по прошествии долгих ночей. После короткого процесса «наведения справок» я оказалась в студии.

На первом занятии нас стали растягивать. Я не воспроизведу в памяти всех дней, которые посвятила танцам, но тот, ознаменованный литром пролитых слез, не забуду никогда. Вечером же я стала уговаривать маму бросить эту затею, и мне повезло, что она в длительной полемике взяла с меня обещание провести в студии хотя бы первый месяц.

Я любила приходить на занятия пораньше, любуясь из-за двери на взрослых стройных девушек, открывающих или переводящих неестественным образом выгнутую работающую ногу в сторону на носок в пол. Как они комбинировали различные позы и наклоны, перегибали корпус, с плавной грацией вращались у станка и в спокойном темпе отрабатывали переходы от движения к движению. Устойчивость, выразительность, чувство собственного тела, стремление к гармонии и колоссальный труд. Адажио

Вивальди, от которого по коже шли мурашки, повторяющиеся pas embo^it'e, глубокое плие. Арабеск, сопровождающийся жестким контролем положения ноги и идеально гладкая деревянная палка, то и дело звучно «касающаяся» чьего-нибудь колена. Требования к взрослым танцорам были куда более серьезными.

Я возвращалась домой совершенно обессиленная и часто — с зареванными глазами. Позднее слезы вытеснила сила привычки, но мама уже такую меня не застала.

То был наш первый «показательный вечер» перед родителями. Администрация согласилась выделить сцену. То был первый и последний раз, когда я вышла под свод высоких прожекторов.

«Вальс цветов» не был полон сложных элементов в силу нашего детского возраста, но я все равно страшно волновалась. Я смотрела в зал, где два первых ряда были вразнобой заняты родителями. Чужими.

Отец появился лишь в самом конце вечера и только затем, чтобы забрать меня домой. В машине он сообщил, что маму увезли в больницу. Больше в моей «танцевальной жизни» он не участвовал.

Я занималась до четырнадцати лет включительно и уже почти загорелась голубой мечтой исполнить однажды па-де-де в «Лебедином озере», как на одной из репетиций умудрилась вывихнуть ногу в элементарном бризе. Ни к каким врачам, ясное дело, не пошла, а дальнейшие нагрузки лишь усугубили положение, и следующая травма закончилась растяжением связок. На этом с танцами было решено распрощаться.

На сегодняшний день зал представлял собой никем не арендованное помещение, куда можно было украдкой пробраться, выждав, когда пожилой охранник отлучится с поста. Я здесь бывала очень редко, в моменты особой нужды предаться каким-либо мыслям.

Садилась, как ныне, на старую скамью и смотрела прямо, сквозь длинные стены, увешанные зеркалами, и отражающийся в них паркет. За неимением возможности включить музыку, приходила с наушниками.

Заброшенную студию было почти жаль.

Утреннее солнце достаточно быстро сошло на нет, и уже вечером начал стремительной монотонной дробью по местами грязным стеклам накрапывать дождь. До наступления темноты здание нужно было покинуть — иначе нос разобьешь на крутых лестницах. Да и характерно мрачно выглядели пустующие коридоры с облупившейся краской с заходом солнца.

«Не более мрачно, чем в закоулках запутанного разума», — тут же всплыла очередная мысль.

Пианино показывало пыльные белые зубы и позабытую партитуру, где нотные закорючки шли густым черным строем.

О, только тот, кому везло влюбиться с великой не взаимностью, знает, как выглядит это чувство. Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. Оно похоже на комнату, в которой по обоям ползет зеленая плесень, полная болезненной жизни. На отцветшие съежившиеся розы, источающие зловонный аромат в своей пожелтевшей воде, на протухшее сливочное масло, на матерную ругань женскими голосами в пропитанном насквозь алкоголем баре. Словом, оно похоже на бессильное отчаяние.

Хэллоуин у Тони прошел на ура.

Из всей утренней болтовни за ленчем я очень скоро потеряла нить сути и связность происходившего; абсолютно похожие имена мелькали мимо ушей, всю деятельность присутствовавших в клубе можно было охарактеризовать одной минутой позора и вечной славой. И, тем не менее, одно резало слух нараспев чаще прочих: Наташа.

Иностранка, рыжая, красавица, «а какая там грудь» — еще в самом начале повествования мне сделалось дурно, однако с каждым пророненным эпитетом в адрес очередной вертихвостки кровь в венах закипала с угрожающей стремительностью.