Мое прекрасное искупление
Шрифт:
– Ты смешала соус? Ты должна сначала смешать его, знаешь, чтобы все перемешалось и подышало.
– Да, мам. Он стоит на столе рядом со мной.
– Ты добавила что–то еще? Он хорош таким, как я его делаю.
Я хихикнула.
– Нет, мам. Это твой соус.
– Почему ты ешь так поздно?
– Я в часовом поясе Западного Побережья.
– И все же, там девять часов. Ты не должна есть так поздно.
– Я работаю допоздна, – сказала я с улыбкой.
– На работе тебя не слишком загружают, правда?
–
– Ты не ходишь одна ночью, правда?
– Да! – поддразнила я, – И только в нижнем белье!
– Лиис! – закричала она.
Я рассмеялась вслух, и это было здорово. Казалось, что я не улыбалась долгое время.
– Лиис? – сказала она с беспокойством в голосе.
– Я здесь.
– У тебя ностальгия?
– Только по вам, ребята. Скажи папе, что я передаю привет.
– Патрик? Патрик! Лиис передает привет.
Я услышала отца где–то в комнате.
– Привет, малышка! Скучаю по тебе! Веди себя хорошо!
– На этой неделе он начал принимать капсулы с рыбьим жиром. Придают ему энергию, – сказала она.
Я услышала недовольство в ее голосе и снова засмеялась.
– Я скучаю по вам обоим. Пока, мам.
Я нажала на кнопку «завершить» мизинцем, и затем я добавила курицу и капусту. Прежде чем я добавила горох и соус, кто–то постучал в дверь. Я подождала, думая, что мне это показалось, но стук повторился, громче на этот раз.
– О, нет. О, дерьмо, – сказала я сама себе, уменьшая огонь почти до конца. Я вытерла руки кухонным полотенцем и побежала к двери. Я заглянула в глазок и затем дернула за цепочку и замок, хватаясь за него, как сумасшедшая.
– Томас, – прошептала я, не в силах скрыть свой шок.
Он стоял там, в простой белой футболке и спортивных шортах. У него даже не было времени надеть обувь, судя по его босым ногам.
Он начал говорить, но передумал.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Здесь вкусно пахнет, – сказал он, втянув носом воздух.
– Да, – я повернулась в сторону кухни.
– Жареная курица с овощами. У меня много, если ты голоден.
– Ты одна? – спросил он, смотря мне вслед.
Я усмехнулась.
– Конечно, я одна. Кому еще здесь быть?
Он уставился на меня на несколько секунд.
– На тебе мое худи.
Я посмотрела вниз. – О. Тебе его вернуть?
Он покачал головой.
– Нет. Ни в коем случае. Я просто понял, что ты все еще носишь его.
– Я часто его ношу. Оно иногда заставляет меня чувствовать себя лучше.
– Я… эммм… хотел с тобой поговорить. Офис гудит о твоем взрыве.
– Только моем? Я эмоциональна, потому что я женщина. Типично, – пробормотала я.
– Лиис, ты разговаривала на японском в офисе. Все знают.
Я побледнела.
– Мне жаль. Я была расстроена, и я… дерьмо.
–
– Хорошо, – я обняла себя за плечи, чувствуя себя уязвимой.
– Но они не нашли его.
– Что? А как насчет Сойера? Я думала, что он мастер надзора. Разве он не следит за Гроувом?
– Сойер уехал, чтобы найти Гроува. Не волнуйся. Сойер найдет его. Ты… ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
Я посмотрела на него. Его выражение лица умоляло меня сказать «да». Я хотела, чтобы он был здесь, но это будет означать только долгие разговоры, которые привели бы к аргументам, а мы оба устали бороться. Я покачала головой.
– Нет, я буду в порядке.
Кожа вокруг его глаз смягчилась. Он сделал шаг и подошел ко мне, охватив руками мое лицо. Он взглянул мне в глаза, и в его орехово–зеленых озерах глаз бурлил внутренний конфликт.
– Черт побери, – сказал он. Он наклонился и дотронулся своими губами моих губ. Я уронила кухонное полотенце и схватила в кулаки его футболку, но он не торопился уходить. Он наслаждался тем, что пробовал меня на вкус, чувствуя тепло наших губ, слившихся воедино. Его губы были уверенными и настойчивыми, но уступили, когда мой рот прижался к ним. Когда я подумала, что он оттолкнет меня, он обернул обе руки вокруг меня.
Томас целовал меня так, словно он веками нуждался во мне, и в то же время он целовал меня, прощаясь. Это было желание, и печаль и злость, соединенные вместе, но контролируемые, в сладком, нежном поцелуе.
Когда он, наконец, отпустил меня, я почувствовала, что наклоняюсь вперед, желая большего.
Он моргнул несколько раз.
– Я пытался не делать этого. Прости.
И он ушел.
– Нет.. все… все отлично, – сказала я пустому коридору.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней, все еще чувствуя его вкус. Место, где я стояла, все еще пахло, как он. Впервые с тех пор, как я въехала, моя квартира не чувствовалась моим святилищем или представлением моей самостоятельности. Я просто чувствовала себя одинокой. Ужин уже не пах так хорошо, как несколько минут назад. Я посмотрела на девочек на картине Такато, вспомнив, что Томас помогал мне вешать ее – даже они не помогали мне почувствовать себя лучше.
Я поплелась к плите, выключила ее, потом взяла свою сумку и ключи.
Лифт, казалось, полз невероятно долго, чтобы достичь вестибюля, и я подпрыгивала в ожидании. Мне нужно было уйти из дома, от квартиры Томаса. Мне нужно было сидеть напротив Энтони с «Манхэттеном» в руке, забыв о Гроуве и Томасе, и о там, от чего я отказалась для себя.
Я посмотрела по обе стороны и перешла улицу широкими шагами, но когда я достигла тротуара, большая ладонь обхватила мою руку, останавливая меня.