Мое самодержавное правление

I Николай

Александрия, 28 июля (9 августа) 1832 г.

Что посольство Дургама вскружило все головы в Варшаве, сему я верю весьма; но тем пуще обманутся в своих ожиданиях, ибо он даже рта не разевал. Вообще я им весьма доволен; мы разных правил, но ищем одного, хотя разными путями. В главном же мы совершенно одного мнения: сохранение согласия между нами, опасение и недоверенность к Франции и избежание, елико возможно, войны.

Он мне признался уже, что совершенно с фальшивыми мыслями о России к нам прибыл; удивляется видеть у нас истинную и просвещенную свободу, любовь к Отечеству и к государю – словом, нашел все противное своему ожиданию. Поедет в Москву, чтобы видеть сердце

наше; весьма ему здорово.

С.-Петербург, 1 октября 1832 г.

Посылаю тебе оригиналом записку, мною полученную из Дрездена от нашего посланника, самого почтенного, надежного и в особенности осторожного человека; ты увидишь, что мое мнение насчет Собаньской подтверждается.

Долго ли граф Витт даст себя дурачить этой бабой, которая ищет одних своих польских выгод под личной преданностью и столь же верна г. Витту как любовница, как России, быв ее подданная? Весьма хорошо бы было открыть глаза графу Витту на ее счет, а ей велеть возвратиться в свое поместье на Подолию [190] .

190

Витт отличился при подавлении Польского восстания в 1831 г. Тем не менее у Николая I вызывало подозрение польское окружение графа. Управляющий III отделением А. Н. Мордвинов доносил графу Бенкендорфу: «Поляки и польки совсем завладели управлением [в Варшаве]. Образовалось что-то вроде женского общества под председательством г-жи Собаньской, продолжающей иметь большую силу над графом Виттом. Благодаря этому главные места предоставляются полякам, которые наиболее участвовали в мятеже» (Рукою Пушкина: несобранные и неопубликованные тексты. М.—Л.: Academia, 1935. С. 189).

С.-Петербург, 21 октября (2 ноября) 1832 г.

Твое желание в письме исполнилось, ибо получил оное после счастливого разрешения жены [191] . Слава Богу! Он услышал молитвы мои и поддержал в одиннадцатый раз силы доброй, почтенной моей жены. Дай Бог, чтобы новорожденный мой архистратиг был верным слугой своему Отечеству; буду на то его готовить, как готовлю братьев.

С.-Петербург, 29 декабря 1832 г. (10 января 1833 г.)

191

Николай Павлович уведомлял князя Паскевича о рождении 13 (25) октября 1832 г. младшего из четырех сыновей своих, великого князя Михаила Николаевича. П. Бартенев.

В Тифлисе у нас было пошли большие пакости; но, благодаря Бога, вовремя все открылось. Был заговор фамилии Арбелианов и Эристовых и некоторых других из дворян перерезать г. Розена и всех русских и Грузию сделать независимою. Дело таилось более году; г.-м. Чевчевадзе был всему известен и, кажется, играл в сем деле роль, сходную с Михайлою Орловым по делу 14 декабря.

Все почти схвачены, и делается строгое следствие; но все лучшее дворянство к оному вовсе не причастно, и с большим неудовольствием узнали, что нужно было схватить сии лица за преступления, которые, впрочем, им еще неизвестны.

С.-Петербург, 12 (24) января 1833 г.

Я поручил графу Чернышеву уведомить тебя, любезный Иван Федорович, о причине моей невольной неисправности. Схватив простуду на маскараде 1-го числа, перемогался несколько дней, как вдруг сшибло меня с ног

до такой степени, что два дня насилу отваляться мог. В одно со мной время занемогла жена, потом трое детей, наконец, почти все в городе переболели или ныне занемогают и решили, что мы все грипп, но не гриб съели.

Быть так, и скучно и смешно. Сегодня в гвард. саперн. бат. недостало даже людей в караул. Но, благодаря Бога, болезнь не опасна, но слабость необычайная; даже доктора валятся. Теперь начал я выходить и опять готов на службу. Письмо твое от 6-го числа получил сегодня при Горчакове, с которым обедал.

Я им очень доволен, и, сколько видеть могу, счастье его не избаловало; жаль бы, ибо я его очень люблю. Я начинаю разделять надежду твою мир на сей год видеть еще сохраненным; но, правду сказать, не знаю, радоваться ли сему, ибо зло с каждым днем укореняется; наша же сторона бездействием слабеет, тогда как противная всеми адскими своими способами подкапывает наше существование.

В голову сего я ставлю Французско-Египетское нашествие на султана. Знают, что не могу я допустить другим завладеть Царьградом; знают, что сие приобретение насильное, противное нашим выгодам, должно поднять зависть Австрии и Англии, и потому наше долготерпение вознаграждается сею новою возрождаемою задачей, которую один Бог решить может и которая должна отвлечь значительную часть сил наших.

Из Царьграда, после известия о разбитии и пленении визиря, новых никаких известий я не получил; довольно странно!

Здесь, кроме чиханья и оханья, все тихо и спокойно. Из Грузии получил известия, что все идет хорошо и, по всем показаниям, зачинщик всего дела царевич Окропир, живущий в Москве, женившийся на графине Кутайсовой и которому полтора года назад позволил съездить в Грузию; и он этим воспользовался для начатия заговора. Я по твоей записке справку сделать велю.

Динабург, 20 мая (1 июня) 1833 г.

Покуда все продолжаются одинаковые отовсюду известия о намерении меня убить в дороге; даже из Парижа прислали мне выписку из письма поляка, но нам неизвестного, из Петербурга, где говорят, что там сие трудно исполнить, а что в дороге сие весьма легко. Как бы ни было, сюда я прибыл благополучно и надеюсь на милость Божию, что так же и возвращусь; прочее в руках Божиих, и воле Его я спокойно покоряюсь. Меры беру я все, которые благоразумие велит.

Александрия, 2 (14) июня 1833 г.

Дорогой хотя меня и поминутно стращали, но Бог меня благословил и уберег, и даже ничего подозрительного не было. Меня везде принимали как нельзя лучше; и так как молва о злых намерениях разбрелась, то везде наперерыв оказывали всю возможную заботливость и предупреждения возможности к сему. Даже в Финляндии, куда я заезжал с женой, мне письменно представили акт с изъяснением чувств.

Александрия, 17 (29) июня 1833 г.

Я следую твоим советам, мой отец-командир, и беру все те осторожности, которые здравый рассудок велит; твои верные молодцы линейные меня окружают и всюду смотрят, где я бываю; но поверь мне, что вернее всего положиться, впрочем, на милосердие Божие. Его воле предался я не с языка, но от всего сердца, и совершенно спокойно жду, что Ему угодно будет решить.

Между тем поимка Завиши с сообщниками у тебя и Шиманского у Долгорукова [192] , о котором он тебе, верно, сообщил, весьма важна. Показания последнего весьма любопытны и дают совершенное понятие о всем ходе сего прекрасного предприятия.

192

Т. е. у князя Николая Андреевича Долгорукова, генерал-губернатора в Вильне. П. Бартенев.