Мое самодержавное правление
Шрифт:
Болота и дефиле Припяти отделяют от южной части, совершенно открытой до Днестра вторжению неприятеля, угрожающего нам из Галиции. Оборона южной части империи, ближе к Черному морю, возлежит на обязанности южной армии. Пространство между расположением ее по обеим берегам Днестра до мест, занимаемых центральною армиею, весьма велико и, как выше сказано, ничем не прикрыто.
По всем вероятиям, в случае войны с Австриею, первым предметом неприятеля будет вторгнуться в сей промежуток, дабы пресечь всякое сообщение между нашими двумя армиями и воспользоваться огромными способами богатого края, который мы оставим ему без сопротивления.
Ожидая
Сосредоточив главные наши силы за Вепржем, мы, вероятно, можем дать сражение. В случае успеха с нашей стороны мы пойдем вперед. В случае неудачи нашей мы подойдем к Бресту-Литовскому.
Движением этим мы принудим неприятеля избрать одно из двух: 1) или следовать за нами туда же, чтоб нас вытеснить из Польши, или 2) он будет только за нами наблюдать и обратит все свои усилия овладеть Варшавой, дабы утвердиться в царстве и приступить к образованию восстания.
Придя в Брест, мы должны расположиться за оным на Бобруйском шоссе и здесь оправиться и пополнить снаряды и пр.
Здесь можем мы выждать безопасно, на что решится неприятель. Не могу думать, чтоб он отважился перейти Буг, чтоб нас атаковать под стенами крепости, ибо столь дерзкое предприятие могло бы дорого ему стоить и неудача – повлечь изгнание его из царства, с опасностью иметь нас в своем фланге и быть прижату к Висле ранее, чем достигнет своей границы.
Но ежели неприятель, остановясь, обратится к Варшаве, мы можем быстро перейти в наступление прямо по шоссе или опять угрожать флангу и тылу его, по направлению к Ивангороду.
Из сего, кажется мне, ясно вывесть можно, что во всяком случае Брест для нас единственный и важнейший пункт сбора. Отсюда мы можем со всем удобством действовать, как укажут обстоятельства.
Прямой путь вовнутрь России нам остается свободным, и потому все, что оттуда мы получать должны: продовольствие, снаряды и даже резервы, могут достигать до армии вполне свободно.
Полагать, что неприятель мог решиться, отбросив нас за Брест, обходить наш правый фланг, с целью прижать нас к болотам Припяти и не допустить до Бобруйска, – было бы возможно только тогда, ежели б Пруссия тоже обратилась против нас.
Но доколь сего не будет, подобное предприятие австрийцев было б для нас даже выгодно, ибо следовало бы только дать сему движению исполниться марша на два или три, и тогда вдруг выступить из-под Бреста на Варшаву; чем бы вся часть австрийцев, обратившаяся в обход нашего правого фланга, и была отрезана от своих главных сил и, вероятно, приперта к Нареву, лишась возможности восстановить свое сообщение со своей армией, разве огромным кругом, и то сомнительно.
Все, что доселе я старался выразить, говорю я в предположении войны с одними австрийцами, при неучастии Пруссии.
Ежели б осуществилось, что, кроме австрийцев, явилась бы действительно на границах наших и французская армия, нет сомнения, что оборот дел был бы для нас тяжелее, ибо с этим появлением сопряжено было бы, полагать надо, восстание края там везде, где не будет присутствия наших сил.
Но столь же верно можно ожидать, что будут восстания в Галиции,
Потому одно опасение подобного заставит Пруссию, может быть и нехотя, всеми силами противиться появлению французов у границ ее владений; таким образом, она будет действовать почти заодно с нами, хотя и не сознательно. Последствие же будет одинаково, т. е. тогда оборонительное положение Пруссии, для собственных выгод, должно удержать прибывшие французские силы обратиться против одних нас.
Этим опять несколько уравновешиваются условия, под которыми произойдут военные действия.
С этим, однако, свяжется другое соображение, т. е.: появление значительных французских сил в Германии, кроме находящихся уже и еще назначающихся на Восток, делает важное покушение в Балтике на наши берега менее вероятным, или по крайней мере нельзя его ожидать в такой силе, как предполагалось. Тогда и мы будем в возможности обратить часть наших сил от прибрежья к центру нашего расположения, что до сего убеждения было бы крайне опасно разрешить.
Итак, остаюсь при мнении, что наш первоначальный план не требует изменения, ибо он согласен с теперешним положением дел, представляя наименее невыгод и обещая во многих случаях неоспоримые условия успеха.
Во главе их ставлю соединение сил, а не разъединение, тогда особенно, когда мы должны ограничиться крайне умеренною числительностью того, что покуда собрать можем.
Прочее Бог устроит.
ПИСЬМА К ИМПЕРАТОРУ
Всемилостивейший государь!
В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.
267
А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 9. М.: ГИХЛ, 1962.
Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противоречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.