Мое самоубийство

Уже давно я обещаю себе написать небольшую книгу, которая называлась бы: «Радостный пессимизм». Это название мне нравится. Оно хорошо звучит и довольно удачно передает то, что я хотел бы сказать.

Но, похоже, я ждал слишком долго: я постарел; очевидно, в моей книге будет больше пессимизма, чем радости. Сердце — не идеальный термос и не может сохранить до самого конца весь пыл нашей молодости.

Впрочем, перспектива моего весьма вероятного и довольного скорого самоубийства подчас лишает меня остатков

хорошего настроения. Придется постараться, чтобы содержание моей книги соответствовало ее названию.

Поразмыслив, я решил, что выражение «Радостный пессимизм» может смутить некоторых покупателей. Они не поймут.

«Мое самоубийство» — куда более завлекающее название. Публика склонна к мелодраме.

Мне хотелось, чтобы это самоубийство принесло немного денег моим кредиторам. И я подумал зайти к Фрицу, хозяину «Гран Кафе», и сказать ему: «Дайте объявление в газетах, что состоится доклад Бальтазара "Самоубийство", и жирным шрифтом добавьте: "В конце выступления докладчик покончит с собой". А затем шрифтом помельче: "места по 20 ф., 10 ф., 5 ф. и 2 ф. (цены на напитки будут утроены)" Уверен, что люди придут».

Но эту идею я отбросил. Фриц наверняка бы отказался, так как мое самоубийство могло оставить несмываемое пятно на полу его почтенного заведения. Да и полиция, — кстати, совершенно незаконно, — скорее всего, запретила бы представление.

Последние тридцать три года я много работал, я устал. Но у меня все еще великолепный аппетит. Именно из-за него я наделал немало глупостей. Блаженны немощные желудком, ибо они не согрешат.

Вероятно, я не всегда отличался умеренностью. Считается, что, живя умеренно, можно дожить до глубокой старости. Меня это никогда не прельщало. Я хотел бы для себя существования комфортного и, главным образом, созерцательного. С хмельными мыслями, мимолетными эмоциями, я хотел бы с утра до вечера восхищаться красотой мира и вкушать «яства земные».

Но останься я на земле, этой прелестной и легкой жизни у меня не будет. Дабы исправить совершенные мною ошибки, мне пришлось бы еще долго заниматься монотонным трудом и сносить мучительные лишения. Лучше уж я уйду.

Нельзя сказать, что моя мечта о легкой жизни неосуществима. Каждый год люди более добродетельные или более ловкие, чем я, ее осуществляют. Это индивидуумы разумные, которые всю свою жизнь, — готовясь к старости — «делают запасы».

Как-то один французский министр дал откровенный совет своим молодым согражданам: «Обогащайтесь!». Раньше это слово меня возмущало, ведь я получил воспитание в высшей степени нравственное. Велеречивые апостолы говорили мне: «Будь на стороне угнетенных!». Я так и делал. И в семье всегда принимал сторону прислуги. Но, возможно, несправедливость — как заявляют некоторые — и впрямь лучше беспорядка, ибо мое скромное вмешательство всякий раз приводило к сценам, достойным сожаления.

Мои воспитатели, не обманывая меня, могли бы сказать:

«Человечество пребывает в бедности, а значит должно трудиться много и постоянно, дабы использовать всевозможные богатства, которые дает земля. Количество полезных и желанных вещей ограничено. Вот почему предусмотрительный человек хранит в шкафу под замком — а чаще всего в сейфе — запасы, накопленные благодаря упорству, ловкости или счастливому случаю. Ибо он знает, что состарится. Придет

день, когда он уже не захочет производить, но все еще будет испытывать потребность потреблять. С того дня он сможет отдыхать и наслаждаться жизнью, но только если у него будут запасы. Количество общественных богатств ограничено; труд утомителен; человек обречен на старение и немощь. И этого не изменить. Этими тремя причинами вызваны притязания Бедняка и меры предосторожности, которые принимает Богач, чтобы его сейф не взломали. Эти причины позволяют понять законы, которые люди придумали, чтобы в обществе сохранялся порядок».

Вот, что должны были объяснить мне мои воспитатели. Но они главным образом рассказывали о прогрессе и обществе будущего. И долгие годы я был убежденным сторонником утопистов, которые направляли человечество к счастью.

Поскольку бедных очень много, возможно, им удастся внести «справедливость» в распределение запасов. Идея правильно организованного социалистического государства, где индивидуум материально обеспечен, мне скорее нравится. Когда ты уверен, что каждый день сможешь добыть необходимое пропитание, то можешь думать о чем-то другом: твой ум свободен. В современном мире, где царит «свобода», большинство людей живет в постоянных заботах.

Но если социализм восторжествует, на какую пищу сможет рассчитывать индивидуум? Придется ли довольствоваться хлебом, молоком, свежими овощами и макаронами «по талонам и без сыра»? Умеренность, воздержанность и добродетель станут, наверное, обязательными, чтобы еды хватило на всех. Всеобщее изобилие подразумевает колоссальную коллективную работу. Но я предпочел бы общество, где тяжкий труд сведен к минимуму и каждый день остается много времени для любви, телесных наслаждений и игры ума.

Моя мечта абсурдна. Как счастье не устраивай, оно долго не продлится. Возможно, не зря человеку было сказано: «В поте лица твоего будешь добывать хлеб». Так надо ли желать, чтобы жизнь продолжалась? Общество защищает себя от эгоизма индивида, поскольку хочет уцелеть. Уцелеть ради чего? К какому вожделенному будущему мы идем? Должно быть, Создатель — а, он, вроде бы, далеко не глуп, — порой говорит себе, что его творение не удалось.

Похоже, меня занесло. Думать, размышлять — есть удел ума несовершенного. Ум бесконечный не думает: в этом он совпадает с абсолютной глупостью! Бог, наверное, вообще ничего себе не говорит.

Когда мне вещают о Высших Интересах Человечества, я не понимаю, о чем идет речь. Зато люблю оленью вырезку и старое бургундское. И знаю, сколь восхитительны бывают поэзия, музыка и улыбка женщины.

Я уже говорил: меня воспитывали отнюдь не скаредные, прижимистые крестьяне. Моими наставниками были бескорыстные утописты. В двадцать лет я и впрямь верил, что деньги не очень важны. Мне дали прочувствовать всю мерзость капиталистического строя.

К тому же меня сбило с толку то, что все были добры ко мне. Меня всегда окружали такие хорошие друзья, что я и сам иногда кажусь себе неплохим.

Один-два раза я пытался, следуя их дружеским советам, отложить что-то про запас. Но тут же все проедал.

И сегодня я ясно вижу, сколь глубоко заблуждался. Но осознание пришло слишком поздно. Я слишком поздно понял, какую важную роль играют деньги в современном обществе. Теперь я знаю. Оказываясь в одном из великолепных банков, недавно построенных в Лозанне, я испытываю священный трепет: я в храме Живой Религии. Среди прихожан этого храма не встретишь лицемеров: здесь никто не сомневается во всемогуществе своего Бога.