Мое сердце и другие черные дыры
Шрифт:
Мама нет-нет да посматривает в мою сторону. Я уже говорила, у нас с Джорджией ее глаза, вот только веки у мамы совсем другие: тяжелые, усталые и такие печальные. Она замечает мой взгляд, и я отворачиваюсь.
Майк расправляется со своей грудой подарков как ураган – кажется, теперь моя очередь. Я аккуратно ставлю стаканчик на стол. Непослушная капля оранжевого сиропа шлепается с края стакана прямо мне на руку. Я вытираю ее о рубашку, хватаю подарок – совсем легкий, но мне хочется, чтобы он выглядел значительно, – и спешу к брату.
Майк выхватывает
– Привет, Айзел! – Серо-зеленые глаза загораются. Майк ужасно похож на Стива, просто мини-копия. У обоих волнистые светлые волосы, маленькие блестящие глаза и острый подбородок.
– Привет, Майки. С днем рождения!
Весь зал затихает, глядя на нас. Я завернула подарок в бумагу, всю исписанную формулами E = mc2, но Майк этого не замечает: быстро разрывает упаковку. Увидев, что там внутри, он округляет глаза, так что они становятся размером с бейсбольный мяч.
Пища от восторга, Майк вскидывает над головой книжку комиксов. Это издание «Удивительного человека-паука» с автографом самого Стэна Ли. Прижав его к груди, Майк восторженно поворачивается ко мне:
– Человек-паук! Потрясно! – Он разглядывает обложку, обводит пальцем автограф, словно загипнотизированный. Потом аккуратно кладет комиксы на стол и, широко раскинув руки, крепко обнимает меня.
У меня мгновенно пересыхает в горле, а живот наливается тяжестью – словно шар для боулинга проглотила. Я слабо приобнимаю брата и взъерошиваю его кудри:
– На здоровье, приятель. Надеюсь, ты будешь читать ее много лет.
Он украдкой вскидывает на меня глаза, словно знает: я сказала что-то не то. Беда в том, что я не могу сказать именно то, что хотела бы. Что потратила зарплату за пятнадцать рабочих дней на книжку, потому что отчаянно хочу оставить ему на память что-то хорошее. Чтобы он вспоминал меня доброй, клевой, заботливой – не отродьем психопата, которая покончила с собой в тот год, когда ему исполнилось десять.
Мне хочется быть для него чем-то большим. Знаю, может быть, этого и не случится, но я мечтаю, что через пару лет, когда меня уже не будет, а Майк вдруг вспомнит обо мне, он достанет книжку и, читая ее, почувствует облегчение. Почувствует себя в безопасности, поймет, что может победить демонов, с которыми не справилась я.
– Эй! – раздается хриплый голос.
Я выпускаю Майка из объятий и поворачиваюсь – один из дружков Стива. Темные патлы свисают на плечи, на голове бейсболка с камуфляжным принтом – такие носят дальнобойщики.
– Эй, это дорогая штука. – Он указывает на книжку правым кулаком, в котором крепко зажата банка пива. – Надеюсь, ты приобрела ее законным путем.
Он ухмыляется, обнажив кривые желтые зубы, но по глазам видно, о чем он думает на самом деле: об истории с моим отцом.
– Не беспокойтесь, – отвечаю я, – купила на свои кровные.
Мужчина поворачивается к моей маме:
– Так она похожа на тебя, Мельда?
Мама сдержанно кивает и подходит к нам. Поглаживая Майка по спине, говорит мне:
– Очень трогательный подарок, Айзел. Спасибо
Я заставляю себя проглотить гнев, подкатывающий к горлу. Я люблю братика – разумеется, я хочу подарить ему хороший подарок! Чему здесь удивляться, мама? Крепко стискиваю зубы, боясь того, что может из меня выскочить.
Майк единственный из всей семьи никогда не считал чем-то странным то, что я живу с ними. В тот день, когда я переехала в дом Стива, он ждал на крыльце с широченной улыбкой. Я еще подумала, как бы у него рот не лопнул. У меня даже дыхание перехватило при виде его сияющей физиономии – от этого воспоминания до сих пор саднит сердце. Первое время после переезда я читала ему перед сном, если мама задерживалась на работе. А порой он уговаривал меня поиграть с ним во дворе. Мы бегали, пиная туда-сюда грязный футбольный мячик. Теперь мне не хватает на все это сил.
Мама проскальзывает мимо меня к маленькому столику с именинным тортом:
– Майк, помоги мне разрезать тортик!
Посмотрев на нее, потом снова на меня, брат еще раз крепко обнимает меня за талию и скачет к маме – сама энергия, улыбка и любовь к людям. Он всегда такой.
С пересохшим горлом я иду обратно на свое место и гляжу, как мама режет шоколадный торт. Он подтаял, слегка расползся, и мама призывает всех есть поскорее – через двадцать минут у нас по расписанию сражение в лазертаг.
Расправившись с тортом, друзья Майка по очереди рассматривают его подарки. Один тянется к моей книжке пальцами, перемазанными шоколадом, и Майк поспешно отодвигает свое сокровище:
– Не испачкай!
Братишка находит меня глазами, и у меня сжимается сердце: еще чуть-чуть – и взорвется. Иногда оно кажется мне черной дырой: такое плотное, что в нем нет места свету, словно готово засосать меня внутрь. Больше всего мне будет недоставать Майка. Так не хватать, что я едва могу это выдержать.
Со вздохом воткнув вилку в свой кусок торта, я встаю и направляюсь к двери. Догнав меня, мама кладет руку мне на плечо:
– Ты куда? – Ее тяжелые веки прикрывают глаза, словно в любую секунду могут сомкнуться и она больше никогда меня не увидит.
– Просто в туалет.
– Ладно, давай побыстрее. Не пропусти игру.
Простые слова. И говорит она ласково. Но я понимаю: на самом деле она имеет в виду, что я не должна бродить с несчастным видом, как побитая собака. Ведь это день рождения Майка – надо собраться и вести себя соответственно. Ну да, мама права: не годится убегать в туалет и сидеть там, надувшись, часами.
Но мне хочется на нее закричать. Ей никогда даже в голову не приходило спросить, что со мной, – ей это неинтересно! Мама, которая никогда не принимала участия в конкурсах красоты, умеет прекрасно владеть собой, изобразить шикарную улыбку, когда – я-то знаю – хочется расплакаться. Или говорить спокойно, когда наружу так и рвется бешеный вопль. Иногда я жалею, что она никогда не повышает голос. От ее вечного притворства, что все хорошо, я чувствую себя еще более свихнувшейся, чем на самом деле.