Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
– Изводить, – передразнил меня мой враг и улыбнулся, смотря на огонь в камине.
– Это все из-за тебя! Все мои беды из-за тебя, Соболевский. Если бы ты не полез мучить меня своими…этими…самыми…ну…
– Поцелуями?
– Вот, да! Хотя, нет! – встрепенулась я и поднялась на ноги, отставляя кружку с недопитым чаем, – Это были не они!
– Серьезно? – нарочито театральным жестом приложил ладонь к губам мой враг.
– Да! Это были…неважно! Но целоваться я стану с человеком, которого буду любить всем
Минута тишины, глаза в глаза и мой враг отводит взгляд. А потом пожимает плечами, будто бы я спросила у него сущую ерунду.
– Просто так. Заткнуть тебя хотел. Или проще было огреть тебя по голове чем-то тяжелым, как считаешь?
– Заткнул? Доволен? Вот посмотри к чему привели все эти твои…э-э-э…подлые инсинуации!
– Слышь, инсинуация ты ходячая, допивай чай уже, – и почему-то в голос заржал.
Вот так – у меня горе, а ему весело. И так было всегда.
– Чего ты ржешь, дубина? – прищурилась я.
– А что мне плакать что ли? Ты вообще представляешь, как мне фортануло? – спросил и хищно облизнулся.
– Фортануло? – ошарашенно выпучила я на него глаза.
– А что бы нет? Ты прикинь, я тебя мечтал достать с детского садика, а ты все ходила с этим своим лицом «я королевишна, мне на все до звезды». И вот гляди! Ничего лучше не придумаешь, будешь теперь нон-стопом, двадцать четыре на семь рядом со своим раздражителем. Смотри не влюбись, Княжина, я тогда буду долго ржать. Как бы не помереть от передозировки потом эндорфинами.
– Ты несешь какой-то словесный понос, Соболевский, – скривилась я.
– И ничего не понос. Стерпится – слюбится. Слышала о таком? – и так довольно разулыбался, что я угрожающе сделала шаг в его сторону.
– Я не влюблюсь в тебя никогда! Никогда! Ни за что! Ясно? Я что, дура что ли? – вспыхнула я и вся содрогнулась, а потом и зачухалась, будто бы стряхивала с себя мерзких паразитов.
Таких же мерзких, как и этот шут гороховый!
– Ну, во-первых, никогда не говори «никогда» …
– А, во-вторых, заткнись, Соболевский! Иначе меня стошнит от твоих этих влажных фантазий!
– Ладно, раз тебе дурно, то пошли прогуляемся. Дождь как раз закончился. Надо забрать твои вещи до того, как в комнату вернется Нечаева.
– Блин, точно, – прикусила я подушечку большого пальца и тут же гадливо отерла рот.
– Что такое? – нахмурился парень, видя мое перекошенное лицо.
– Я дотронулась губами и зубами до твоей руки. У-у, гадость какая!
– Это не твои губы и зубы, а мои. Угомонись и пошли, – зло выдавил из себя и махнул в сторону входной двери.
И мы выдвинулись на улицу, осторожно шагая вдоль немного скользких от дождя дорожек. И прямиком
– Княжина, смилуйся, – вдруг услышала я почти злобное сопение Соболевского.
– Чего тебе? – оглянулась я на отстающего одногруппника. Ну да, у меня теперь ноги длиннее, этому только поспевать приходится.
– Перестань вилять задом! Вдруг кто увидит? Подумают, что я заднеприводный.
– А ты тогда перестань вышагивать так, будто собрался кого-то убивать! Этот походон твой палит всю конспирацию! – грозным шепотом наехала я в ответ.
– Алёна! – грозно.
– Никита! – предостерегающе.
– Ой, ну все, – махнул на меня рукой манерно, а потом рассмеялся, как обкуренный комар, повизгивая в ночи, – всегда мечтал это сказать…
– Придурок, – закатила я глаза к коварным небесам, что посмели свести меня с этим питекантропом, а затем потопала дальше, стараясь решить все наши проблемы как можно раньше.
И у нас получилось.
В домике почти никого не было, не считая какую-то девушку, что одетой спала в кресле на первом этаже. Видимо, погуляла на славу. А мы перли к цели. Второй этаж, моя сумка в руках Соболевского и вот мы уже бодро вышагиваем обратно.
А там уже Никита берет свой телефон и начинает беспрерывно строчить кому-то сообщения.
– Это ты с кем? – спрашиваю я.
– С Решетовым. Пишу, что довел тебя до экстаза и мы, ведомые запредельными чувствами, решили с тобой свалить с утра пораньше в город, дабы не смущать своими брачными играми окружающих.
– Чё? – захлебнулась я возмущением.
– Княжина, – смачно вписался в ладонь лицом, – тебя так просто вывести из себя! Как ты вообще живешь в этом мире такая блаженная?
– Да пошёл ты! – огрызнулась я и уселась на стул, закидывая ногу на ногу, а руки складывая на груди.
– Я распознал твои сигналы, но на людях так не садись, – и я тут же состряпала позу натурального гопника.
– Так лучше?
– Определенно, – сухо кивнул Соболевский и продолжил переписку.
А потом, спустя пару минут, встал, протянул мне руку и безапелляционным тоном выдал:
– Все, пошли, пора спать.
Но я только округлила глаза, встала на ноги и начала пятится от него, приговаривая:
– Куда пошли? Я с тобой больше никуда не пойду!
– Господи, дай мне сил и терпения не придушить эту женщину до утра, – вознес к небесам быструю молитву Соболевский, а потом посмотрел на меня устало и обреченно.
– Не пойду, – упрямо махнула я головой.
– Тут две спальни, Княжина. Шевели колготками вон туда, – и кивнул на еще одну дверь, что находилась рядом с той комнатой, в которой мы переодевались в темноте.
На такие условия я была согласна. Но с одним «но».
– Спим одетыми! Понял?