Мое советское детство
Шрифт:
Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали путь. Жданов ненавидел нас и ругался, но шел. Мы же развлекались. То один, то другой из нас кричал "белый крем" или "черный крем", или уж совсем садистки "черный крем с медом!".
– Белый крем! – закричал Юрка. Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.
– Желе! Много желе! – радостно поддержали девчонки.
Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.
– Гады! – закричал Жданчик из кустов. – Ненавижу вас всех!
И неровной походкой, придерживая
– Дураки, – сказала Юлька. – Чо его мучать-то?
– Может, за ним? – сказал Макся. Даже его пробило.
– Да, ладно, – сказал я неуверенно. – Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.
Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль – штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.
Молча и как-то понуро мы дошли до дома. Вечерело. Мы сидели во дворе на лавочке и уныло валяли дурака. Делать ничего не хотелось. Мы все чувствовали неясную, но отчетливую вину. "Да провались она, эта Сладкоежка", подумал я. "Зачем мы вообще туда ходили?"
– Димка! – позвал меня вдруг Макся. – Зырь, кто идет!
Я повернулся. Жданов вернулся. Он шел к лавочке – спокойный и умиротворенный. Его лицо было лицом человека, который услышал небесный "щелк" и почувствовал себя счастливым.
Кажется, от него даже шло легкое сияние.
Мы оторопели. Переглянулись и начали подниматься.
– Жданчик, ты чего? – спросил я наконец.
Жданчик шел к нам, ступая легко, как Будда по лепесткам роз.
– Жданчик?
– Я был на речке, искупался, – кротко сказал Жданов. – Баско так.
Кажется, он обрел свой Грааль.
29. Миллион дней
Воспоминания. Цветные шарики.
До слез обидно, что я не помню столько всего.
Все забыл.
И даже как мы с этим дурацким дельфином фотографировались.
Раньше я не любил фотографии. В путешествии нужно запоминать впечатления, переживать, а не фотографировать все подряд, как одержимый. Вот как я говорил.
Сейчас я понимаю, что память – чудовищно ненадежная штука. Чудовищно.
Мне все время кажется, что я теряю воспоминания.
Постоянно забываю.
И фотографии, которые я так не любил, работают теперь как мнемонические ключи. Как указатели, где и что искать в огромной заброшенной пыльной библиотеке памяти, где гуляет гулкое эхо и нет другого света, кроме тусклого и слабого, что пробивается сквозь дыры в разрушенном потолке…
Теперь я смотрю на фотографию с этим уродливым дельфином, и мне даже кажется, что я что-то помню.
Черное море, где-то рядом с Адлером. Пасмурно и море было довольно холодное. Но я все равно выходил из воды, только качественно посинев.
Мы жили на частной квартире в двух или трехэтажном доме, заросшем виноградной лозой. Сдавала комнату нам пожилая крупная женщина – помню ощущение ее присутствия. На балконе у нее лежали настоящие сокровища – старые книги. Толстенная книга со сказками братьев Гримм,
Утром мы ходили всей семьей завтракать в открытую всем ветрам столовую на пляже, и было жутко холодно, у меня вечно зуб на зуб не попадал. Видимо, я просто не высыпался, потому что читал допоздна…
А может, все это было в другой раз. Или в разные. И комната на втором этаже с балконом, и братья Гримм, и холодная столовая, и белая собачка хозяйки… и чертов дельфин.
Не знаю. Может, это все я придумал.
Сегодня миллион дней, как не стало отца.
30. Танцор диско
Злата (наши 4) роется в старых ди-ви-ди. Вывалила из коробки на пол и перебирает. Потом кричит мне:
– Папа, помоги мне собрать диска!
Именно так, через "А".
– Злата, чуть попозже. Начинай, я сейчас приду.
Когда я возвращаюсь из кухни, девица протягивает мне двд:
– Папа, я хочу посмотреть этот диска!
– Злата! – я наконец не выдерживаю. – Надо говорить не "диска", а "диско"… тьфу. Диск, конечно.
Я замираю.
Откуда выскочило это "диско"? Неужели… Нет, я вспомнил не Траволту в "Лихорадке субботнего вечера". А что-то более древнее.
Более индийское.
Точно! Я прикрываю глаза и слышу, как девичий голос поет: "Джимми, джимми, джимми. Ача, ача, ача". Смуглый красавец Митхун Чакраборти в повязке на буйной голове выпрыгивает на сцену. А потом начинает подергиваться, словно пораженный электрическим током. Падает на пол и продолжает дергаться. У него костюм с блестками и белые ботинки на высоких каблуках. Его движения никак не совпадают с ритмом музыки. Он танцует.
Он лучше всех.
"Танцор диско" вышел в Советском Союзе в 1984 году и стал легендой. Его видели миллионы. Это сейчас на поклонников индийского кино смотрят примерно как на Свидетелей Иеговы, а тогда это было модно и современно. Мейнстрим и зарубеж.
Мой друг Пашка обожал индийские фильмы.
Пашка жил в деревяшке за магазином "Тысяча мелочей", с мамой, старшим братом и квартирантом. А еще у него был белый хомяк-партизан, сбежавший, кажется, уже в третий раз. По ночам хомяк проводил лихие ковпаковские рейды на кухню, прицельно бил по гречке и макаронам, опрокидывал банки с сахаром и оставлял отпечатки крошечных лап в пакетах с мукой. Возможно, хомяк боролся с системой.
Пашкина мама ругалась на Пашку. Они с братом ставили ловушки (гуманные, Пашка настаивал), но хомяк был неуловим. Ночью партизан бродил между стен, шуршал обоями и громко перекатывал гильзы от охотничьих патронов и шарики дроби.