Моё-твоё сердце
Шрифт:
Хейли
– Поверить не могу. Так ведь не бывает.
Мой лечащий врач – высокий, сутулый мужчинка за сорок – и вся его свита давно покинули палату. Как только привели кривую моего сердцебиения в норму, так и поспешили прочь, в двух словах объяснив родителями, что всё в порядке.
– При черепно-мозговых травмах могут наблюдаться скачки давления или пульса. – Сказал он напоследок. – Травма головы, так или иначе, влияет на работу нервной и сердечно-сосудистой систем. Отсюда и тахикардия.
Он говорил так, словно меня здесь не было. Так, словно
Родители пытались разузнать о моём самочувствии чуть больше, но доктор – я глянула на его бейдж и увидела фамилию Макклири – тут же получил новый сигнал бедствия и умчался спасать кого-то другого, бросив в дверях:
– Срочный вызов. Я скоро вас навещу.
Он-то думал, что сам всё уладил. Взмахнул своей волшебной докторской палочкой и восстановил мои показатели. Пускай порадуется себе, но всё это сделал не он. А Тедди. Она схватила меня в объятия и утешала, пока я не задышала ровнее. Пока моё сердце не вошло в привычную колею.
Как такое может быть? Мы с ней здесь… неизвестно в каком измерении. Она может меня касаться, а другие даже не улавливают моего дыхания. Родители пережили настоящий шок, когда всё запиликало, как на концерте бездарного скрипача, но теперь снова заняли свои почётные места праздных наблюдателей у смертного ложа дочери.
Я ведь стояла здесь, около кровати. Чувствовала целую бурю эмоций внутри. Я не была мертва. Но, видимо, и жива тоже не была. Потому что тело моё лежало передо мной. И лишь вздымающаяся грудная клетка, да тот самый противный писк напоминали всем, что моё сердце бьётся.
Монитор отсчитывал каждый его удар, измерял моё давление и уровень кислорода. Мои родители молча слушали это надоедливое попискивание – для них оно было приятной мелодией. Как только его ритм собьётся снова, писк ускорится или прекратится вовсе – со мной случится что-то страшное. Они это знали и наслаждались размеренным монологом аппаратуры.
Голова моя напоминала один из клубков, что бабуля Грета держала у себя в корзинке для рукоделия. Только вместо ниток на мою головешку были намотаны бесконечные полоски бинтов. Как слоёный торт! Лицо всё в порезах. Точно, стекло ведь разлетелось вдребезги. А я и не помнила, как его осколки вонзались в мою плоть. Самый длинный – под правым глазом. Рифлёные края его зигзага смотрелись ужасно. Наверняка стекляшка вошла глубоко и открыла кровяные реки, потому что виднеются швы, искусно наложенные кем-то из местных хирургов.
Изо рта торчала трубка. Мамочки… Я похожа на чудовище. Трубка – это ведь очень серьёзно, да? Значит, я не могу сама дышать. Не может быть. Этого просто не может быть со мной! С другими, не со мной.
Правая рука тоже была перебинтована и покоилась на повязке. Два торчащих пальца изрезаны, как огурцы на салат. Какие ещё травмы заполучило моё бедное тело – непонятно. Простынь натянулась до пояса и скрывала нижнюю часть тела. Боже, надеюсь с моими ногами всё в порядке! Их не ампутировали, они не переломались в сорока местах и не парализованы. Джейку нравились эти ножки. А как мне они нравились! Ходить, бегать, запрыгивать на спину
– Мне это снится? – Спросила я, хотя знала ответ.
– Если так, то у нас один и тот же сон.
Так странно. Совсем недавно мы орали друг на друга, а теперь стоим плечом к плечу и ведём философские беседы. Словно не было аварии, ссоры и этого года лжи, обманов и зависти. Словно она меня не предавала.
– Мы типа умерли? – Озвучила я свой самый главный страх.
– По всей видимости, нет. Видишь, твоё сердце бьётся. – Тедди указала на монитор.
– А твоё?
– И моё тоже. Только совсем в другом отделении.
– У меня голова забинтована. Я ударилась головой?
– Скорее всего. Твой врач сказал, у тебя черепно-мозговая травма.
– А с тобой что?
– Толком не знаю. Вроде как сломана нога и что-то с грудиной. Я прослушала всё, что говорила доктор. – Тедди нервно хохотнула. – Когда я пришла в себя, то тоже не могла поверить в происходящее. Доктор рассказывала маме о моём состоянии, а я бегала по палате и пыталась дозваться их. А потом произошло всё в точности, как с тобой. Мониторы выжили из ума и не восстановили показатели, пока я не успокоилась. Моя мама и доктор пережили настоящий ужас за это время, но так и не поняли, что я рядом. Что я срываю глотку, чтобы их дозваться.
– И как?
Тедди выдержала паузу, которая заставила моё сердце ёкнуть. Монитор прорисовал чуть более резкий зигзаг, на что мои родители тут же забеспокоились, но всё снова пришло в норму.
– Нас никто не слышит, Хейли. – Тихо ответила Тедди, вытянула руку, чтобы коснуться меня, но тут же опустила. Вот куда мы приехали. Теперь еле можем даже коснуться друг друга. То объятье было крайней степенью, вынужденной мерой. Но теперь мы возвращались к тихой ненависти. – Не слышит, не видит, не знает, что мы здесь. Для них мы лежим без сознания и боремся за жизнь.
Я смогла наконец отвести взгляд от себя самой и посмотреть на родителей. Мама бледна как сама смерть. Как белая простыня, укутавшая мои ноги, или как эти невзрачные стены. Никогда не видела её такой, даже когда у Дэнни случился самый страшный приступ, а под рукой не оказалось ингалятора.
Она так и не притронулась к кофе. Она ведь любила хороший – кенийскую арабику свежего помола, с ложечкой сливок и щепоткой корицы. А если грустила, то с каплей шоколадного ликёра. Мама была гурманом, но не привередой, и отказывалась пить больничное варево не из-за капризов, а из-за того, что ей сложно было сделать глоток. Она не сводила глаз с меня. Той меня, что не могла ей ничем ответить.
Папа же что-то искал в телефоне. Хотя, скорее всего, переписывался с кем-то по работе, решал важные вопросы и был одной ногой в мире больших финансов. Я его не винила. Отец – настоящий мужчина и кормилец семьи, без которого «Ллойд Кэпитал» и его начальник Дерек Гордон просто пойдут ко дну. Как и все Морганы.
– То есть мы – призраки? – Продолжала расспрашивать я, будто у Тедди были ответы на все вопросы. Впрочем, она всегда была умнее меня.
– Призраки – души умерших. Мы с тобой пока живы.