Мое волшебное чудовище
Шрифт:
Он благородство ставил своей целью
И в этом часто мозг свой упражнял.
Но как-то рано он пришел с работы
Ботинки чьи-то видит у двери,
Зовет жену: Не знаешь, был здесь кто-то
Стоят ботинки, только не мои!
– Да что ты, – удивляется жена,
– Забыл, иль может зрение плохое,
Тебе их подарила я вчера
Бывает и похлеще с перепоя!
Гаврила
Гаврила весь измучился до слез
И так и сяк лишь натянул до половинки.
– А что, поболее размера не нашлось?
– Прости мой муженек, я позабыла,
Какой ноги твоей размер.
– Размер пясятый, – отвечал Гаврила, —
Как ты могла забыть такое, Вер!
– Да с памятью моею что-то стало.
Три дня назад меня ударил ты хлопушкой
Убил, конечно, на головке мушку,
Но я с тех пор запоминаю очень мало.
– А чье пальто висит на вешалке, Верунчик?
Оно мне даже с виду маловато.
– Прости, опять я виновата
Тебе вчера его купила я, Гаврюнчик.
– А чьи штаны повисли на оленьем роге,
Они едва мне будут до колен.
– Я думала, чтоб в них влезали ноги
А главное, чтоб помещался член!
– А чья рубашка брошена на стуле
Она ведь точно не моя.
– На тряпки попросила у Зинули
Ей ножки протирала у стола.
– А чьи это трусы возле кровати
Я их и на хер свой не натяну.
– Да тряпку я вчера взяла у Кати,
Полы с утра до ночи ими тру.
– Ну и жена ну и хозяйка, —
Рассмеялся весело Гаврила,
– Давай скорее водки наливай-ка
Пока налить мне не позабыла!
11. ВОЗДУШНАЯ
Заключенный в холодную просинь
осеннего неба,
Под потоком прошедших дождей
и раскисших дорог,
Я брожу по лесам и
как будто ищу обогрева
В голой чаще и в прахе
опавших июльских цветов.
Речь ручья тише льется
под камень могилы
Дно оврага и я прохожу, но
уже без тебя.
Где доверчиво ты обнимала-любила
И как будто бы всю отдавала себя
до конца.
Торжествуют ветра с неподвластным
рассудку гореньем:
Что же будет и что не будет уже
никогда?!
Осененный печальною влагой пропавших
растений,
Я пытаюсь сдержать уходящие в сумрак
года.
Если б
метаться взволнованно юным
Под крылами дождей,
лучезарной улыбкой зари,
Если б Душу свою напоить
только светлою думой,
а потом навсегда улететь с
этой грешной земли.
12. ЖУРЧАЩАЯ-НЕЖНАЯ-ВЕСЕННЯЯ
Голой девой вода ручья,
Как я долго молчу перед нею,
А она журчит: Я ничья, я ничья,
Я в реке твое имя рассею!
И я с ветром спускаюсь вниз за рекой,
Много девушек в воду ложатся,
И журчат, и щебечут, а в мыслях покой,
Клен шумит вместо кровного братца!
Все мое здесь со мной и ношу я с собой
Перекличку весенних русалок,
Век грядущий таится за дальней горой,
О, как горек он и как жалок!
Здесь я жил, здесь любил, здесь любовь сохранил,
Здесь я кланялся вешним цветам,
Здесь прощенья у всех позабытых просил,
Отдаваясь лесным голосам!
Голой девой вода ручья,
Как я долго стою над нею,
А она журчит: Я ничья, и ничья,
Я в реке твое имя рассею!
13. НОЧНАЯ РАПСОДИЯ
Все затихло в вечернем безмолвии
Храм разрушенный, старый погост,
Только тело, залитое кровью
Прижимается к кудрям из роз…
И какая-то странная травка,
Так похожая жутко на сон,
Вдруг повисла над темной канавою
И оттуда послышался стон…
Иль бродяга, иль кто-то случайный
Затаились в той вырытой мгле,
Иль кладбищенский страж и начальник,
Посещающий души во мгле…
Быстро мрак на погост опустился,
Тело словно к земле приросло,
Между роз пар молочный струился,
Из земли доносилось тепло…
Я согрел леденящую душу
И прошел ту канаву в ночи,
Мое горло пустынь жарких суше
Богу в небо кричало: Спаси!..
Но молчал Всемогущий, Всевышний,
Только стон до меня долетал,
Из далекой канавы в кладбище,
Видно кто-то там мучась лежал…
Засветившись внезапным виденьем,
И мне под ноги травами шурша,
Покатилось чудо-творенье
Девы плачущей тело-душа…
Словно не было птиц ошалелых,
Словно не было нудных сверчков,
Только я и она в платье белом
Закружились вдвоем меж крестов…