Могикане Парижа
Шрифт:
Жан Бык налил свою кружку до краев и выпил ее залпом.
– Отлично! – заметила Фифин. – Вы славно начинаете! Минут через двадцать придется вас тащить домой, как мертвое тело, потом вы станете спать часов десять или двенадцать, а я в это время схожу прогуляюсь по бульвару Тампль.
– Ну, разве же после этого есть у нее хоть частичка сердца? – спросил Варфоломей, обращаясь к Жибелотту. – И ведь как говорит, так и сделает!
– Да, отчего же и не сделать? – заметила мадемуазель Фифин.
– Ну, что если бы у тебя
– Я? Да взял бы ее за задние лапки и – трах!
– Так можно поступать только с кошками! – проворчала мадемуазель Фифин. – Попробуйте только вы оба!
– Гарсон, вина! – крикнул Жан Бык.
В ту самую минуту, как между Варфоломеем Лелонгом и мадемуазель Фифин завязался этот горячий разговор, вдоль улицы Сен-Дени шел человек весьма странной наружности. Он был поразительно высок и худ, шея у него была не короче ручки гитары, нос курносый, как охотничий рожок, глаза мутные и навыкате, как у барана, волосы цвета горчицы. Все прохожие при первом взгляде на него разражались невольным хохотом, и этот хохот провожал его вдоль всей улицы Сен-Дени, несмотря на комичную серьезность его оригинальной фигуры.
Но что делало его еще смешнее, так это какая-то трехрогая шляпа на голове. Это было нечто вроде тех треуголок, которые последующее поколение видело только в числе исторических древностей или в силу традиции на голове Жанно.
Однако сам этот чудак держал себя, как гробовщик, который не считает себя обязанным быть грустным, потому что грустны другие. Так и он не считал себя обязанным принимать участие в общем хохоте, а шел в своей треуголке среди смеющейся толпы, как идет человек цивилизованный среди удивляющейся толпы дикарей.
Подойдя к двери «Золотых раковин», он остановился перед крючком, обыкновенно заменявшим отсутствующего комиссионера, в высшей степени комично снял шляпу одной рукой, а другой схватил себя за клок своих соломенных волос.
– Ну вот, так и есть! Его здесь нет! – пробормотал он.
Он влез на стоявшую рядом лестницу и огляделся. Сальватора не было видно нигде. Толпа, увидя, что он лезет на лестницу, тотчас же образовала круг, точно собиралась поглазеть на какое-нибудь гимнастическое представление. Он обратился к своим зрителям и спросил у них, где Сальватор, но никто не мог ответить.
Тогда ему очевидно пришло в голову, что красавец комиссионер вошел в трактир.
– Экая я телятина! – сказал он громко, хлопая себя ладонью по лбу, быстро спустился с лестницы и подошел к двери «Золотых раковин».
Когда он проходил мимо окна, длинная фигура его отбросила на стол тень, которая заставила Варфоломея Лелонга обернуться так порывисто, будто его укусил скорпион.
– А! Я не ошибся! – вскричал великан.
Глаза его мгновенно переметнулись от окна к двери и впились в нее, как прикованные.
– Пусть только сунется! Пусть
Почти в это же мгновение человек, который возбудил в нем такую бурю гнева, появился в дверном проеме и, как черепаха, стоя на улице, протянул шею в зал, видимо, отыскивая кого-то своими бессмысленными глазами. Жан Бык вообразил, что он ищет мадемуазель Фифин и побледнел, как мертвый.
– Фафиу! – прорычал он, едва переводя дух.
Он тяжело и медленно повернулся к Фифин и язвительно прибавил:
– Ах, вы потому и решились прийти сюда со мною, что назначили ему здесь свидание!
– Так что ж! Очень может быть! – ответила мадемуазель Фифин нараспев. Жан Бык слегка вскрикнул, одним прыжком очутился возле Фафиу, схватил его за ворот и принялся трясти из всех сил. Несчастный не успел даже отшатнуться.
Но сообразив всю опасность своего положения, он принялся кричать.
– Мосье Варфоломей! Мосье Варфоломей! Да, ей-богу же, я пришел не за ней! Я даже не знал, что она здесь.
– Так зачем же ты пришел сюда, тюфяк ты соломенный?
– Да вы меня давите! Даже сказать не даете!
– Ну, зачем ты сюда пришел?
– К господину Сальватору.
– Врешь!
– A-а! Да вы меня задушите!.. Помогите! Караул!
– Говори: зачем пришел!
– К господину Сальватору!.. Караул!
– Я тебя спрашиваю, к кому ты пришел?!
– Ко мне! – проговорил позади Фафиу мягкий, но твердый голос. – Выпустите этого человека, Жан Бык!
– Это, вероятно, мосье Сальватор? – спросил великан. – Так или нет?
– Разве вы не знаете, что я никогда не лгу? Говорю вам: выпустите этого человека!
– Ну, хорошо, что вы пришли вовремя, господин Сальватор, – проговорил Варфоломей Лелонг, выпуская свою жертву и вздыхая так шумно, что такого вздоха не устыдился бы даже самый почтенный из четвероногих быков, – а то господину Фафиу никогда не есть бы больше хлеба, а господину Галилею Копернику, зятю Зозо Северного, пришлось бы разыгрывать свои фарсы без своего соломенного чучела.
Он с презрением повернул к себе спиной убогого человека, которого считал своим соперником в сердце мадемуазель Фифин, и предоставил ему возможность спокойно выйти из зала следом за Сальватором.
III. Мосье Фафиу и мэтр Коперник
Сальватор вышел из трактира и расположился на своем обыкновенном месте у стены. Фафиу шел следом за ним, распуская свой галстук, чтобы вздохнуть свободнее.
– Эх, господин Сальватор, как я вам обязан, – говорил он, – ведь вот уже во второй раз вы спасаете мне жизнь! За это я, коли понадоблюсь, готов служить вам по гроб жизни.
– Смотри, Фафиу, поймаю на слове! – сказал Сальватор.
– Богом вам клянусь, что тогда на свете будет счастливый человек, и человеком этим буду я.