Могикане Парижа
Шрифт:
Эти четыре молодых человека были наши друзья – Жан Робер, Людовик, Петрюс и Жюстен. Они искали глазами посреди всей этой толпы кого-то, надеясь встретить его здесь, но, как видно, все их старания оставались тщетными. Наконец они его заметили в числе вошедших за гробом.
Это был Сальватор.
Молодой человек тотчас их заметил и, пробившись сквозь толпу, пошел прямо к ним. Тем не менее, ему стоило
– Не скажете ли вы нам что-нибудь нового? – спросил Жан Робер, который заметил выражение беспокойства в глазах молодого человека.
– Да, и кое-что особенно важное, – ответил Сальватор.
И оглядев всех пристальным взглядом, добавил:
– Что бы вы ни слыхали, что бы вы ни видели, каким бы удобным ни казался вам случай, – ничего не предпринимайте!
– Что же такое? – спросил Людовик.
– Не знаю, – сказал Сальватор, – но что-то вроде восстания.
– Как, в день похорон? – спросил наивно Жюстен.
Сальватор улыбнулся.
– Вы знаете пословицу, мой милый Жюстен, – «Доброму вору все впору»?
– В таком случае, зачем уговариваете вы нас ничего не предпринимать?
– Оттого, что восстание восстанию рознь.
– Разумеется, – подхватил Людовик, который понял смысл слов Сальватора. – Бывают восстания, которые делаются самим ходом событий, и восстания, которые приказывают делать.
– Иначе говоря, бывают бунты без бунтовщиков, – добавил Жан Робер.
– Черт возьми! – заметил Петрюс. – Это самые опасные, по крайней мере, таково мнение моего доброго дяди.
– Ваш добрый дядя – умный человек, Петрюс, – сказал Сальватор.
Потом, обратясь к Жюстену, добавил:
– Держитесь спокойно, мой добрый Жюстен, и что бы ни кричали при выходе из церкви, будет ли это «Да здравствует свобода печати!» или «Долой министров!», одним словом, чтобы там ни было, – пусть их кричат. Если подерутся – оставьте их драться, если будут угрожать вам – не обращайте внимания. Одним словом, присутствуйте при том, что произойдет, – я чувствую это в воздухе, но держитесь с хладнокровием
– Хорошо, – ответил Жюстен, вздыхая, как человек, который видит ускользающую от него первую возможность выказать себя в настоящем свете.
Сальватор понял движение молодого школьного учителя и добавил в виде утешения:
– Немножко терпения, милый друг, – вам представится более удобный случай. Спрячьте до тех пор вашу добрую волю. Теперь же – самое глубокое молчание. Мы и без того слишком много говорили. Посмотрите, какие висельники нас окружают.
И, в самом деле, по всем направлениям возле молодых людей прогуливалось медленно и сосредоточенно, как будто боясь нарушить всеобщее торжественное настроение шумом своих шагов, большое количество мужчин, которых опытный глаз тотчас узнает, несмотря на какую угодно маскировку, и которые, втираясь в общество честных людей, производят впечатление, подобное тому, какое делают в драме или водевиле статисты, представляющие гостей, приглашенных на свадьбу или на обед.
Посреди этой толпы прогуливались два человека, служившие центром, на который постоянно были устремлены глаза этих странных гостей. Один, одетый в длинный голубой сюртук с ленточкой Почетного легиона в петличке, опираясь на палку, как человек, которого старая рана принуждает искать эту третью, по выражению сфинкса Эдипа, ногу, казалось, был военным. Другой, в коричневом рединготе [16] , походил на честного коммерсанта, свободного от дел. Разговаривая, они называли друг друга просто – «соседом». Это были наши старые знакомые – Жибасье и Карманьоль.
16
Редингот – длинный сюртук особого покроя.
Спрашивается, каким образом Карманьоль, уехавший в Вену с Жакалем, а Жибасье, отправившийся в Киль, очутились в церкви Успения, готовые дать знак целому полчищу агентов, которые беспокоили Сальватора.
Это наши читатели скоро узнают, если мы сумели возбудить в них желание знать продолжение этой истории…