Могильный червь

Каррэн Тим

Тишина.

Чувствуя стеснение в груди и покалывание в затылке, Спирс беззвучно выдвинул верхний ящик стола. Он знал, что там нет ни пистолета, ни ножа, ни даже страшного сверхострого ножа для вскрытия писем. Нет, в ящике лежали скрепки для бумаг, записки, стационарные принадлежности для кладбища на склоне холма, разнообразные ручки, карандаши, белила, но ничего более опасного, чем несколько булавок для пробковой доски.

Спирс уже сильно вспотел.

Он был напряжен.

Его кожа так туго обтягивала мышцы под ней, что казалось, она вот-вот сползет.

В горле у него пересохло, как от угольной пыли, язык прилип к небу. И в этот самый момент

ему пришло в голову, что он никогда в жизни не был так напуган. И ему это не нравилось. Потому что Деннис Спирс был из тех парней, которые внушают страх, заставляют лакеев лезть под столы и заставляют темпов молить о пощаде.

Но сейчас он испытывал ужасный, иррациональный страх, потому что знал: тот, кто вошел в кабинет из кромешной тьмы, стоит прямо за его дверью, как та дама из рассказа Эдгара По, которая выкарабкалась из гроба. И это было чертовски важно, чтобы думать об этом сейчас.

Это заняло некоторое время, но он прочистил горло.

– Там кто-нибудь есть?

Была только тишина, но тишина, полная опасений и дурных предчувствий. Он почти слышал, как этот человек дышит снаружи. Почти... чувствуя его запах. Не запах могилы, а запах мыла, может быть, еще сохранившийся запах духов. И это было еще хуже.

Он взял сотовый телефон.

Он позвонит в полицию, обязательно позвонит.

Дверь с шепотом отворилась, и вместе с ней в комнату ворвалось холодное дыхание ночи. Он чувствовал запах осенних листьев и влажной от росы земли. Там, во внешнем офисе, собирались тени. Он слышал, как стучат часы. Затем одна из теней шагнула вперед, и он вздрогнул от неожиданности, его сотовый с грохотом упал на стол.

Женщина.

Не упырь, не тень из склепа.

Женщина из плоти и крови.

Она была высокой, стройной и почти грациозной, одетая в черные спортивные штаны и черную кожаную куртку. Каштановые волосы были переброшены через плечо. Они были продуты ветром, и в них застрял случайный лист. Она была очень бледна, только легкий намек на кровь придавал немного румянца ее щекам. Ее полные губы были сжаты в хмурую гримасу. А глаза у нее были синие, как треск весеннего льда.

– Что... чего ты хочешь?
– cпросил ее Спирс.

Он не знал, кто она такая, но если бы видел ее раньше, то вспомнил бы. Потому что, хотя она и не была красавицей в обычном смысле этого слова, она была красива, даже поразительна. Ее лицо было бесстрастным, как вытертая доска, а глаза – невыносимо жестокими. То, как она смотрела на него, заставило его внутренности превратиться в соус.

– Я здесь ради тебя, - сказала она.

Этот голос... Нет, это не был злой шепчущий голос из ночного фильма, но в нем определенно было что-то тревожное, что заставляло волны тошноты подниматься из глубины его живота. Он вдруг почувствовал, что не может дышать, что не может вплести в свой мозг ни единой рациональной мысли, чтобы услышать этот голос, этот ужасный голос... это был не голос красивой женщины, а голос чего-то дикого и животного, того, что убивает, потому что должно убить, проливает кровь, потому что ему нужно почуять смерть своей жертвы.

Спирс судорожно вздохнул и с галлюциногенной ясностью вспомнил, как в семь лет ходил с матерью в зоопарк Милуоки. Как она смотрела на него сверху вниз, когда держала его за руку, и как он смотрел на нее снизу вверх, чувствуя себя связанным с ней, как будто они были частью одного целого. Обезьянник. Дом рептилий. Дом птиц. Носороги и слоны. Это было восхитительно. Затем они вошли в стеклянный вольер и уставились на клетку, где держали тигров. Большинство

из них дремало в сырой июльской жаре... но один из них, большой Бенгал с пеной слюны у рта, подошел к стеклу. На самом деле он не делал ничего угрожающего, просто сидел на задних лапах и смотрел на них. Спирс помнил, как он пускал слюни, как в его глазах горел дикий аппетит. Он ясно говорил им, что если бы не стекло, то они бы напали. Что он... маленький, пухлый и избалованный мальчик... был для него всего лишь мясом. Что его кровь предназначена только для утоления жажды, а кости – только для заточки зубов. Жизнь существовала для того, чтобы быть отнятой, и это было первым правилом джунглей – и последним.

Это воспоминание вспыхнуло в его голове, потому что женщина, эта незваная гостья, эта сумасшедшая сука смотрела на него так же, как тот тигр. Не так, как смотрела бы на тебя цивилизованная женщина, а так, как кто-то из глубины пропахшей мясом пещеры.

В этих глазах была смерть.

Чистая и безупречная смерть, не запятнанная моралью или этикой.

– Послушай...
– начал он, поднимаясь, чувствуя, что смерть окружает его.

Женщина с неизменным выражением лица вытащила пистолет. И Деннис Спирс, который был коллекционером оружия, узнал оружие в ее руке - пистолет .25 калибра. Пистолет абсолютно без дальнобойности, но смертельно эффективный вблизи.

– Подожди минутку, - сказал он.
– Подожди минутку, черт возьми... я не знаю, в чем дело, но я богатый человек... я могу достать для тебя деньги... я могу достать тебе все, что ты захочешь, но, пожалуйста, не делай этого.

Она и глазом не моргнула. Ее глаза были огромными и страшными.

– Дело не в деньгах, мистер Спирс. Речь идет о моей сестре. Если я не убью тебя, он убьет ее. Я не хочу этого делать, но ты должен понять, что у меня действительно... нет... выбора...

Ясность пришла к Спирсу в последние минуты его жизни, и он точно знал, что он за человек, что он сделал, что ниже его достоинства, а что нет. И просить пощады не было ниже его достоинства, потому что у него было ради чего жить, у него были деньги и положение, сексуальная молодая жена и блестящее будущее.

Первая пуля попала ему в грудь, чуть левее сердца. Пуля пробила легкое, раздробив его, и отлетела от одного из ребер, аккуратно вонзившись в живот.

Он почти ничего не ощущал, кроме удара.

По крайней мере, до тех пор, пока не споткнулся и не почувствовал огонь в животе, в груди, не услышал влажный свист легких. Чистая животная паника пришла, когда эндорфины затопили его организм, и он вскочил на ноги, его глаза расширились и остекленели, жалкий хрипящий звук исходил из его залитого кровью рта. Его правая рука была плотно прижата к входному отверстию, и кровь, горячая и пульсирующая, расцвела на пальцах и окрасила руку в красный цвет. Он надавил сильнее, и кровь брызнула между его пальцами.

Выражение его лица было в основном удивленным.

Затем женщина выстрелила снова.

Вторая пуля попала ему в горло, пробила пищевод и раздробила сонную артерию. Удар повторился, но он простоял почти пять секунд, когда из его горла фонтаном хлынула кровь и ударила в стену. Затем, в шоке, он упал прямо, ударившись лицом о край стола и выбив при этом два зуба.

Женщина обошла вокруг стола, в воздухе стоял тошнотворный запах горячей крови. В ее глазах была боль, отвращение, как будто она увидела что-то, чего никогда не должна была видеть. Это сдвинулo что-то в мозгу за этими глазами, и ее губы оторвались от зубов, которые были плотно сжаты и скрежетали.