Могильный червь
Шрифт:
– Хорошенькая, хорошенькая, о, ты будешь такой хорошенькой.
Это было невероятно отвратительно, но Тара не позволяла себе думать об этом. Нет, такие вещи, как отвращение, ужас и шок, теперь были отброшены. Был только животный инстинкт. Было выживание. Была охота и преследование. Ставлю ловушку и просто жду, жду, когда прыгну.
Ты развязана. Ты можешь убить ее прямо сейчас.
Но нет... пока нет. Ловушка не была наживлена должным образом. Девушка думала, что она мертва, и она останется мертвой. Безжизненной. Холодной. Она замедлила дыхание. Позволила своему разуму погрузиться в темноту,
Одевает тебя.
Как чертову куклу.
Ты для нее всего лишь долбаная кукла.
Девушке потребовалось некоторое время, но в конце концов она втиснула Тару в гниющее платье, которое все время рвалось, изношенные швы лопались. Это была рваная серая вещь.
– О, как ты прекрасна!
– взвизгнула девушка.
– Прекрасная, прекрасная невеста!
Теперь что-то еще.
Девушка подняла голову Тары.
Приготовься.
Тара почувствовала, как кровь бодрит ее мышцы. Ее нервные окончания покалывало. Гнев, ненависть, разочарование... все это пузырилось на поверхности.
– А теперь хорошенькое, хорошенькое личико, - сказала девушка.
Она натягивала маску на лицо Тары. Кожистая вонючая маска, которая, как инстинктивно поняла Тара, была не резиновой или пластиковой, а шкурой, человеческой шкурой. Воняющей, как маслянистые шкуры.
– Вот, - сказала девушка, удовлетворенно вздохнув.
– Теперь ты носишь Лицо Матери. Генри хочет жениться на тебе с Лицом Матери.
Не потребовалось много размышлений, чтобы понять все это, особенно с тем, что она видела наверху... забальзамированные трупы. Маска была на месте, и Тара выглянула через отверстия для глаз, которые были расширены ножом.
Сейчас. Сделай это.
Тара ожила и оттолкнула девушку, и на мгновение в глазах девушки отразился шок, затем гнев и ярость, в ее голосе прозвучал крик дикой животной паники.
– НЕТ, НЕТ! НЕТ!!! ТЫ ДОЛЖНА ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО Я ГОВОРЮ!
Девушка прыгнула на нее, пальцы потянулись к ее глазам, промахнулись, царапая маску, и Тара, наполненная маниакальной наследственной яростью крови, ударила ее по лицу. Удар сбил девушку с ног. Тара вскочила на ноги. Когда девушка пошевелилась, потеряв равновесие от удара, который разбил ее губы о зубы в струящейся кровавой розе, Тара пнула ее изо всех сил и почувствовала, как что-то поддалось в ее боку... ребра, возможно, могильная тварь, которую она носила в животе.
Но девушку нельзя было успокоить.
Ее рот открылся от окровавленных зубов:
– ТЫ ДОЛЖНА ПОВИНОВАТЬСЯ! ТЫ ДОЛЖНА ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ГОВОРИТ МАТЬ, ИЛИ ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАНА, ПЛОХОЙ РЕБЕНОК!
Она снова налетела с поразительной скоростью, врезавшись в Тару и отбросив ее к стене. Ноги Тары чуть не подкосились, но этого нельзя было допустить. Эти горячие и тошнотворные руки потянулись к ее горлу, хватая, сжимая с безумной силой.
Тара попыталась потянуть ее за волосы, даже уперлась коленями в этот распухший непристойный холмик на животе, но это было бесполезно. Девушка держала ее и не отпускала, поэтому Тара ткнула большими пальцами в глаза девушки, ее неровные ногти глубоко впились в мягкую глазную ткань.
Девушка вскрикнула и отпустила ее,
Тара подтянулась, и девушка снова ударила ее, вонзив зубы в плечо, пока сама Тара не закричала, почувствовав, как кожа лопнула, и кровь потекла по ее руке, впитываясь в заплесневелое свадебное платье. Она сделала единственное, что пришло ей в голову: схватила девушку за горло руками и вложила в это всю свою силу, сжимая eго.
Девушка упала на спину, скуля, задыхаясь и отплевываясь.
А теперь, Тара. Она у тебя. Сделай это!.
– СУКА!
– закричала на нее Тара.
– ГРЯЗНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ПИЗДА!
Тон ее голоса был похож на гортанное рычание, когда она протянула руку и взяла девушку за волосы. Она спутала эти жирные пряди в пальцах, вдыхая запах слизи, крови и грязных выделений девушки. Девушка все еще кричала, всхлипывала и скулила, как побитая собака.
Тара развернулась и стала раскачивать девушку за волосы, пока ее голова не ударилась о бетонную стену с удовлетворительным глухим стуком. Она сопротивлялась, но Тара швыряла ее в стену снова, и снова, и снова. Каждый удар звучал глухо, и каждый из них требовал от девушки больше борьбы, пока она не ослабла и не обмякла в руках Тары. Но этого было недостаточно. Тара вернула ее обратно, а затем снова швырнула в стену с большей силой, чем считала возможным. На этот раз не просто глухой стук, а влажный мясистый стук, череп под волосами распустился и расплескался, как будто он был наполнен желе. Тара в последний раз ударила девушку головой о стену, и там появилось ярко-красное пятно, похожее на разлитые чернила.
Девушка бесформенной кучей сползла на пол.
Она не пошевелилась.
Но Тара знала.
Она направилась к лестнице.
Генри стоял там, прислонившись к стене.
– Мама?
– спросил он.
Помнишь. Маска.
Ты носишь Лицо Матери.
Таре хотелось убить его, свернуть ему шею, содрать с него кожу, выколоть ему глаза, перерезать горло и размозжить череп до соуса, но она этого не сделала. Тяжело дыша, она сказала:
– Да, Генри. Это мама.
81
Стив и Фрэнк были с Уилксом, Фингерманом и двумя полицейскими в форме, когда они вошли в дом Борденов на Саммер-Лейн. Первое, что их поразило, был, конечно, запах. Стив не знал, что это за место и какие ужасные вещи могли здесь произойти, но поднимающийся густой запах разграбленных могил сказал ему все, что ему нужно было знать о Генри Бордене.
Уилкс сунул ордер на обыск в карман, пока они с Фингерманом обыскивали стены в поисках выключателей. Когда они их нашли, они не сработали.
– Вероятно, электричества нет, - сказал один из полицейских, осматривая дом фонариком.
Стив ничего не ответил. И Фрэнк тоже. Они оба чувствовали какой-то бесформенный страх перед тем, что это за место и что они могут найти. Уилкс попытался уговорить их подождать в машине. На самом деле, он мог бы заставить их, но к тому моменту это не имело значения.
Уилкс, с фонариком в одной руке и пистолетом в другой, шел впереди, а остальные сгрудились позади него, как дети в карнавальном шоу привидений. Они разделяли коллективный ужас, и все они были подключены к нему, пальцы, как горячие предохранители на фонарях и пистолетах, животы, наполненные тлеющими проводами, мозги, искрящиеся, как трансформаторы. Они держались рядом, не осмеливаясь разорвать эту цепь, как будто электричество всего этого держало их вместе.