Могусюмка и Гурьяныч
Шрифт:
Мужики заметили, что это не простой башкирин. Понемногу разговорились. Рабочие жаловались на низкие заработки. Потом пошли рассказывать разные побасенки и забавные случаи.
Могусюмке понравился коренастый, широкоплечий рабочий с сединой в бороде. Он сказал, что зовут его Петр, а фамилия Шкерин. Шкериных много было и на заводе, и в Николаевке, и даже у Гурьяна есть один братан Шкерин.
— Вот, ты говоришь, что много леса вырубил? — спросил его Могусюмка.
— Да, порядком...
— А чей это лес, знаешь?
—
— Нет, это лес наш!
— Чей же?
— Башкирский, — раздраженно сказал Муса, долговязый и худой, со скуластым небритым лицом и русыми усами.
— Да ведь разве ведомо, чей тут лес? — заговорил Петр Шкерин. — Это не наше дело!
— Нам как велят — мы рубим, — подтвердил другой бородач, маленький и курносый.
— Лес заводской. Планы есть, по ним известно, чей лес, — вдруг тихо и безразлично молвил до того молчавший длинноволосый мужик, с мохнатыми бровями, с длинной, пегой бородой. Из этой массы волос выглядывал толстый, бугроватый нос.
— Больше тут работать не будете. Завтра уходите отсюда, — сказал Могусюмка.
— Мы, пожалуй, и уйдем, — сказал Шкерин, — да ведь взыщут! Мы сами темные.
— Кто взыщет? — спросил Могусюмка у рабочих.
— Сидор Моисеич, десятник наш, — ответил Шкерин. — Да вы кто такой будете, как ему сказать?
— Скажи, Могусюм сказал, что тут урман рубить никто не смеет!
Мужики в страхе переглянулись.
Про Могусюмку и они слыхали. Все посторонились, давая гостю побольше места у костра. Длинноволосый подобрал полы своего армяка: видно, и он струхнул. Курносый заулыбался заискивающе.
Лес вокруг был темен и грозен. Угроза Могусюмки — темней леса.
— Мы, пожалуй, ушли бы, — молвил Шкерин, — да, видишь, Сидор утром приедет.
Могусюмка не ответил
Вскоре он поднялся. Муса подвел лошадей. Башкиры вскочили в седла и ускакали.
Мужики еще надеялись, что дело обойдется. Не могут башкиры лишить их заработка. Но утром они посоветовались и решили уйти.
Рабочие собрали вещи, взяли топоры и вереницей двинулись по бревенчатой гати, которая проложена была на топкой, кочковатой земле среди стен елового леса и уходила вниз, к речке. Там стояла лодка.
В это время из леса выехали башкиры. Могусюм приостановил коня у потухавшего костра. Он понимал, что бородачи ни в чем не виноваты. Лес остался такой же, как всегда, дремучий, седой, с косами седых мхов на елях, а не радовал. Даже как-то жаль стало, что люди ушли.
Вспомнил, что вечером вместе сидели у костра, рабочие жаловались, что плохо живут, им не платят вовремя, обсчитывают, хлеба нет. Никакого зла ни к лесу, ни желания обидеть, унизить башкир у этих людей незаметно. И вот они ушли, стало пусто.
Башлык услыхал какой-то шум, голоса снизу, куда покатой лестницей ушла гать.
—
— Сидор приехал! — молвил Абкадыр озабоченно.
Вскоре на гати появились рабочие. Они шли обратно.
Впереди шагал бритый мужик в рубахе, подпоясанной ремнем.
— Ты какое имеешь право сымать людей с дела? — спросил он у Могусюмки.
Могусюм понял, что это явился Сидор.
Могусюмка вместо ответа тронул коня и наехал на десятника. Тот споткнулся и упал.
— Ты что, сволочь? — живо поднялся Сидор и с силой рванул узду.
Могусюмка спрыгнул.
— Зачем коня трогаешь?
— Хватай его, братцы! — хрипел десятник.
— Лес не твой! Какое право имеешь рубить? — тряся Сидора за ворот, сказал башлык.
— Ты что? Что хочешь? — хрипел Сидор.
— Нет, слышь, ты не разбойничай, — подступил молодой бородач.
Сидор вырвался и, ни слова не говоря, побежал по бревенчатой дороге к берегу.
— Кидай топоры! — приказал Могусюмка лесорубам.
У Сидора был такой вид, словно побежал за оружием, но добравшись до лодки, он отъехал от берега, что-то крича рабочим.
Муса повесил ружье на плечо. Абкадыр тяжело дышал, бессмысленно глядя на все происходившее. Он проводил рабочих на берег и потихоньку сказал длинноволосому, что сам тут случайно.
Когда Абкадыр вернулся наверх, Могусюмка сидел у потухавшего костра. Муса целился из ружья в горбоклювого кобчика на дереве, но не стрелял, а опускал ружье, потом снова целился.
Могусюмка заметил виноватый вид Абкадыра.
Муса — дальний, он бродяга, а Абкадыр здешний.
Борьба за лес, за свободу так, как представляли ее старики, теперь была бесполезна...
Глава 12
КУЛЬ-ТАМАК
Богатые говорили про Могусюмку, что он грабитель, конокрад. Баи толковали про него, что он награбил и скрыл в горах сказочные клады. А бедные знали, что Могусюм помогает им. При всей той силе, которая заключалась в одном его имени, Могусюм жил скромно, пренебрегая богатствами, что попадали ему в руки.
Ему отрадней избавить человека от беды, чем притащить в дом что-нибудь, разжиться, разбогатеть.
Бывая во многих местах, Могусюм всюду примечал что-нибудь полезное. Он пахал, как самые хорошие земледельцы.
На заводе железо куют, делают ножи, топоры, закалку производят — Могусюмка умел не хуже заводских отковать сошники для плуга, нож, мог сварить в яме железо из руды.
Он подолгу отлучался из дому, где хозяйничала родственница старуха.
Так вот и получается: хозяин он хороший, а скот пасут соседи. Он приедет, покормит, поласкает телят малых, жеребушек подержит в руках — вот и все; дом стоит начат, хорош, но не достроен.