Мои московские улицы
Шрифт:
Со стороны Б. Дмитровки Камергерский переулок открывают два представительных здания. Одно – эффектное здание в неоклассическом стиле – бывший доходный дом № 5/7. Он был построен по проекту архитектора В. А. Величкина в 1913 году по заказу князя С. М. Оболенского и Е. А. Обуховой, дальних наследников усадьбы Стрешневых, занимавшей всю прилегающую территорию между Б. Дмитровкой и Камергерским переулком. В доме 5/7 в 1920 году проходила первая всероссийская шахматная олимпиада, которую выиграл будущий чемпион мира А. А. Алехин. На первом этаже этого дома в 1945 году открылся магазин «Дом педагогической книги», который существует и по сей день, правда, не только благодаря продажам книг. В этом доме жили знаменитый
Если войти во двор дома № 5/7 со стороны Б. Дмитровки, то сразу наталкиваешься на строение 4. Это то, что осталось от родовой усадьбы бояр Стрешневых, состоявших в родстве с Романовыми. В 1808 году хозяйкой этого особняка становится генеральша Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева. Именно здесь в трехэтажном особняке, как считают исследователи творчества поэта, А. С. Пушкин в 1830 году проиграл известному карточному игроку В. С. Огонь-Доганскому крупную сумму денег, которую по частям выплачивал вплоть до самой смерти. Этот проигрыш и сопутствующая эмоциональная атмосфера азартной карточной игры, как полагают, были использованы поэтом при работе над сюжетом «Пиковой дамы».
Но это еще не все. В этом доме в 1866 году семья Л. Н. Толстого снимала 6-ти комнатную квартиру. Здесь писатель работал над своей рукописью «Война и мир». Его жена, Софья Андреевна, писала в своем дневнике об этом времени: «Вся жизнь шла хорошо, я все любила в Москве, даже нашу Дмитровку и нашу душную гостино-спальню и кабинет, где Лева лепил свою красную лошадь и где сидели, бывало, вдвоем вечера».
Во дворе дома 5/7 по Б. Дмитровке стоит и разрушается строение 4. Здесь бывал А. Пушкин, жил Л. Толстой, заходил А. Чехов с Ф. Шехтелем
И это еще не все. В разное время и по разным поводам в этом доме бывали Аксаков и Тютчев, Катков и Успенский. В 80-х годах позапрошлого века в нем располагалась редакция сатирического еженедельника «Будильник», постоянным автором которого был А. П. Чехов, а рисунки в журнал делал молодой Федор Осипович Шехтель под псевдонимом «Финь-Шампань».
В настоящее время этот особняк с таким историческим прошлым находится в аварийном состоянии, что особенно бросается в глаза, если обойти вокруг него: кровля частично разрушена, ряд окон забит досками, стены прорезают глубокие трещины. Что ждет его в ближайшем будущем – неизвестно.
В советские времена в доме на другой стороне Камергерского переулка – номер 6/5 – также был еще один книжный магазин, но уже «Политической книги». В начале нашего столетия в этом помещение открылся ресторан с вызывающим названием «Сено», но долго не продержался. После его закрытия это помещение снова занял ресторан, но под более функциональным наименованием – «Китайская деревня».
Начало Камергерского переулка. Магазин «Педагогической книги»
В следующем по порядку доме № 6 в послевоенные годы жил и работал композитор Сергей Прокофьев, о чем свидетельствует мемориальная доска у подъезда дома. Композитор поселился здесь в 1947 году, а умер 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным. Сквозь оцепления, поставленное в связи с похоронами Сталина, тело которого для прощания было выставлено в Колонном зале дома Союзов, гроб для покойного Прокофьева удалось сюда провезти только председателю Союза композиторов
В этом же доме в мои школьные годы в одной из коммунальных квартир проживало семейство Иванникововых, сын которых Алексей учился в одном классе со мной, а с 8 по 10 класс я с ним сидел за одной партой. Несмотря на свой скромный облик, по бытовавшим в наше время представлениях об экстерьере молодого человека, Леша обладал такими качествами, которые выделяли его из 40 представителей нашего класса. Главным, с нашей точки зрения, было его умение кататься на коньках. Катание на коньках было основным и самым доступным для нас развлечением в зимнее время. Поход на каток в наши дни – а их заливали во всех московских парках, стадионах – был по существу советской альтернативой выхода подрастающего поколения в свет, – редкой возможностью общения молодежи в условиях всеобщего раздельного обучения мальчишек и девчонок.
Каток на Петровке
Зимы в те годы были холодными и продолжительными, без дождей и оттепелей, и морозно держались с конца ноября до начала апреля. Московские катки с их светом, музыкой, мельканием лиц и разноцветных вязаных шапочек, школьным флиртом, притягивали к себе молодых москвичей и москвичек. На коньках в нашем классе катались все ребята. Но так, как катался Леша Иванников, в нашем классе не мог никто.
На каток в старших классах мы ходили почти всем классом и, конечно, только на Петровке 26. Когда-то всю внутреннюю территорию за этим домом занимало имение князя А. Я. Львова, перешедшее через брак его дочери к князю С. И. Одоевскому. В те времена в центре этого имения был сад и пруд, которые арендовал Московский речной яхт-клуб. Зимой этот пруд превращался в каток. Окрестные дома многократно переходили из рук в руки, надстраивались, перестраивались, национализировались. В 50-х годах прошлого столетия в центре бывшей усадьбы построили одноэтажный павильон, а на месте пруда – спортивные площадки для игры волейбол, баскетбол, теннис. Этот миниатюрный стадион взяло под свою опеку спортивное общество «Динамо». Общественные организации, относящиеся к обществу «Динамо», пользовались здесь спортивными площадками только в летнее время. Зимой всю территорию этого стадиона заливали под общедоступный каток, который начинал функционировать, как правило, с 25 ноября. Плата за вход была минимальной.
Ю. Нагибин в рассказе «В те юные годы» оставил описание этого катка и окрестностей, той атмосферы, которая царила в предвоенные годы: «Каким-то чудом его серебряное блюдо уместилось в густотище застроенного-перезастроенного центра Москвы. Здесь дом лезет на дом, не найдешь свободного пятачка: между помойкой и гаражами встроен крольчатник, рядом чистильщик сапог развесил макароны шнурков и насмердил сладкой гуталиновой вонью, вгнездился в какую-то нишу кепочник, а на него напирает электросварщик, обладатель слепящей искры; сараи, подстанции, всевозможные мастерские теснят друг дружку, толкаясь локтями, и вдруг город расступается и с голландской щедростью дарит своим гражданам чистое пространство льда.
Здесь было запрещено кататься на беговых «норвежских» коньках, что придавало этому катку характер не просто спортивного мероприятия, а некий романтический, галантный профиль. Наиболее продвинутые ребята катались с девчонками, часто парами, взявшись за руки. В центре катка было выделено специальное место для фигуристов, умеющих танцевать на коньках. Вокруг этой центральной площадки плавно, кругами скользила основная масса катающейся публики. Бесхитростное общение молодежи на этом ледовом пятачке проходило под танцевальную музыку, льющуюся на катающихся из многочисленных громкоговорителей».