Мои сводные монстры
Шрифт:
Глава 34
Виктор
– Ты меня не слушаешь, Рождественский, меня это уже просто достало!
– выкрикивает Тина. И вскакивает с дивана.
– Извини, - отставляю в сторону чашку с кофе и смотрю на часы.
– Работы много, у меня же нет обеда.
– Совести у тебя нет, - она с ожесточением роется в красной лаковой сумке. Достает кошелек и демонстративно кладет купюры в папочку, рассчитывается за свой бизнес-ланч.
Надо бы сказать, чтобы она перестала. Но я сижу молча.
Она
– Что, даже не остановишь меня?
– Тина, я не люблю скандалы. А ты ведешь себя сейчас. Как базарная баба, - кошусь в сторону синих штор, что отделяют нашу кабинку от общего зала. Да, на нас никто не пялится, но ее концерт слышно, разумеется.
– А как мне еще себя вести, Виктор?
– она опирается ладонями на стол и нависает надо мной.
– Какой сегодня день, четверг? А виделись мы с тобой когда последний раз, в воскресенье? Для тебя это норма? У нас свадьба через месяц. А заявление где, скажи мне, в ЗАГСе, может? Нет его там, Рождественский. У тебя ни заявления, ни времени на обед, ничего.
Смотрю на нее. На четкие губы, обведенные карандашом, взглядом спускаюсь к глубокому вырезу платья, в котором виднеется кружевной край белого бюстгальтера.
Еще ровно неделю назад я уверен был, что с Тиной у нас будет хорошая, крепкая семья, мне нравилось, что она капризная, сексуальная, иногда бесячая - такой и должна быть женщина.
Еще неделю назад я заглядывал в ее декольте и представлял, как вечером вытряхну это тело из платья, а теперь. Ощущаю себя импотентом.
Мыслями далеко отсюда.
И у меня, правда, времени нет, мне в универ надо ехать. Алиса второй день домой не показывается, ночевать не явилась, боится со мной встречаться или не хочет - и то, и другое не устраивает меня.
– Слушай. Тина, на счет заявления, - тоже встаю, шарю по карманам, ищу карточку, - Мы с тобой поторопились.
– В смысле?
– она медленно выпрямляется, руками упирается в крутые бедра.
– Что-то меня такой поворот беседы не вдохновляет, Виктор. Как это мы поторопились? С чем? Ты меня только на прошлой неделе с семьей познакомил.
– Со свадьбой, Тина, - говорю и сам не верю, я месяц обдумывал, хочу ли эту женщину рядом с собой до конца, и решил, что хочу, и решений своих никогда не меняю, но…сука.
– Так, всё, - она обходит стол и обеими руками толкает меня в грудь, - сядь, Рождественский, не стой, сядь, говорю.
– Тина, я серьезно. Давай возьмем паузу, - плюхаюсь на диван. Кожа скрипучая, во рту сладкий кофейный осадок, растираю лицо ладонями и не могу перестать думать.
Про светлые волосы и голубые глаза, пухлые губы, звонкий голос и кофточки с бантиками на груди. Пару дней она в нашем доме жила, а вчера не пришла, и будто бы сразу огромный кусок от вкусного пирога кто-то украл.
И оставил сухие корки, крошки.
Это просто бред
Это же мой пирог.
Я уже попробовал.
Звякает пряжка ремня, и я с запозданием возвращаюсь в реальность.
– Черт, - перехватываю руки Тины, смотрю вниз, на нее. Ее ноги обтянуты тонким черным капроном, коленями она стоит на полу.
Мои брюки расстегнуты.
– Что опять не так, Виктор?
– он вскидывает голову, и гладкая челка покачивается. Она облизывает матовые губы.
– Не ври, что не хочешь. Я вижу, что да.
В зале за шторкой приборы звякают и посуда, слышны разговоры, обеденный перерыв - и народа толпа.
А мы здесь, лишь только дюжина шагов в сторону.
Это реакция тела. Члена. На красивую женщину, которая сидит в ногах у меня. И я точно знаю - это пикантнее любого блюда любого ресторана с тремя звездами Мишлен.
– Просто расслабься, - советует Тина и оттягивает резинку боксеров.
Память живо подсовывает мне машину, Алису в соседнем кресле, мою ладонь на ее затылке, и острые ощущения, ее горячий рот, и те звуки.
Которые крышу срывают напрочь.
В глазах темнеет, рукой зарываюсь в мягкие волосы, тяну к себе, требую:
– Давай, Алис.
Тина вскидывается. Дергается, ойкает, хватается за голову.
На пальцах остаются ее волосы, смотрю на них. И улыбаюсь - это всё, это провал, мне двадцать восемь лет и много женщин меня любило, а вот сам я впервые в жизни пропал.
Алиса
Ставлю на стол поднос с грязными тарелками и смахиваю пот со лба.
Пятница.
И у меня тихонько едет крыша, народу - океан, и так шумно, словно новый год на дворе.
Но зато пообещали хорошие чаевые, а это в моем положении главное.
Сдвигаюсь в сторону и подхватываю свой стакан с недопитым соком, делаю несколько больших глотков.
– А ты опять прохлаждаешься, - за спиной бурчит недовольная Вика и толкает меня локтем. Сбрасывает на стол поднос и поворачивается.
– Дай мне тоже.
Она выхватывает у меня стакан.
– Устала, - жалуюсь и шевелю забинтованным указтельным пальцем.
Жарко, и кожа чешется, но это на всякий случай. Если вдруг папа вычислит, где я и примчит за мной, заставляя подписать его бумажки - я предъявлю ему бинт.
Я ему уже сказала. Что сломала палец и ничего подписать пока не смогу, бросила трубку и отключила телефон.
И вот, несколько дней ночую в сауне, мне после смены разрешают остаться, это лишь на первое время, а потом можно что-нибудь придумать.
Обязательно.
– Фух, - Вика брякает стаканом об стол и с сожалением косится в коридор, из которого раздаются громкие веселые голоса. Мы помирились, и будто не было этой недели, я ее просто мысленно вырезала из жизни, и семью Рождественских тоже.