Мои волки. Любовь истинная и нет
Шрифт:
Не прощают. Моя просьба нелепа. Для Гора единственный способ вернуть самоуважение — отомстить. Униженный альфа не успокоится, не сможет жить дальше, пока его обидчик не ляжет в могилу. Мне ли этого не знать? Я же сама волчица.
Мысль о том, что кто-то погибнет по моей вине, из-за моей несдержанности, невыносима. Я не справилась с похотью, и поэтому один из волков умрет. Что, если это будет Гор? Как я переживу потерю возлюбленного? А если — Эштер? Вдруг Гор исполнит обещание и выпустит ему кишки?
Тошнота подступает
Я опускаю голову, дрожу, хотя утро на удивление теплое, впиваюсь когтями в бедра, и дорожки крови бегут из ранок по обнаженным ногам.
— Элен, что ты творишь? — кидается ко мне Гор, стискивает мои плечи, пытается заглянуть в глаза, но я зажмуриваюсь, плачу и продолжаю себя ранить. Заглушаю душевную боль физической.
— Что с тобой? Прекрати! Прекрати немедленно!
Есть только один способ избежать трагедии, и я его знаю. Способ, который навсегда отвратит от меня любимого, но, возможно, спасет чью-то жизнь.
— Я тебе изменила. Гор, я тебе изменила. Мы переспали с Эштером в ту ночь, когда мне стало плохо. Во время ритуала я уже была беременна.
— Что? — Гор отшатывается от меня. Его руки отпускают мои плечи.
Я чувствую, как он трясет головой, будто пытается отмахнуться от моих слов.
— Подожди. Что? Ты мне изменила? В смысле изменила?
— Эштер пришел ко мне, когда тебя не было дома, и мы переспали, — я прячу лицо в ладонях, продолжая рыдать. — Прости. Пожалуйста, прости. Я не хотела. То есть я… это все инстинкты. Мы словно сошли с ума...
— Запахи… Тот день, когда ты отдраила весь дом. Прятала улики? — голос любимого глух и бесцветен.
Мои плечи судорожно дергаются.
— Да, мне так жаль…
— Посмотри на меня.
Я мотаю головой, еще сильнее вдавливая ладони в лицо. Стыдно и страшно. Нет сил поднять на Гора глаза. Исповедаться в грехах проще, когда не видишь реакцию собеседника.
— Элен, посмотри на меня!
Слезы катятся по щекам. Гор обхватывает мои запястья и тянет вниз, заставляя опустить руки. Воздух холодит открытое мокрое лицо, но я упрямо зажмуриваюсь. До боли. Крепко-крепко. Пока ничего не вижу, я в домике.
— Прости, прости. Я не хотела. Даже таблетки пила. Не знаю, как так получилось, — меня словно прорывает. Я начинаю оправдываться, перемежая слова всхлипами. Говорю все быстрее, перескакивая с мысли на мысль, сбиваясь на невнятный шепот, хочу успеть, пока меня готовы слушать. — Это было какое-то помутнение. Мы потеряли контроль. Истинность. Она виновата. Мы просто беседовали, а потом… Не бросай меня. Я так тебя люблю, так люблю…
— Тогда ты забеременела? В ту ночь?
Тон Гора спокойный, механический, полностью лишенный эмоций, но эта ледяная отрешенность в голосе пугает сильнее злости.
Зажмурившись крепче,
— Почему не сказала? Хотела выдать чужого ребенка за моего?
— Нет! — от возмущения я даже распахиваю глаза и словно врезаюсь в бетонную стену.
Гор смотрит на меня как на чужого человека. Будто между нами — пропасть, которую не перепрыгнуть. И мне становится страшно: вдруг это действительно так? Что, если своим признанием я подписала нашим отношениям смертный приговор?
Взгляд жениха пустой, потухший. Губы брезгливо кривятся.
— Я поссорился с отцом, — цедит Гор. — Ушел из стаи. Из семьи. Бросил все. Ради тебя.
Застрявший в горле комок невозможно сглотнуть.
— Женщины, которая мне изменила.
Я открываю рот в попытке что-то сказать, оправдаться, но связки не слушаются. Так и застываю, нелепая, заплаканная, с красными выпученными глазами и распахнутым ртом.
Глядя на меня, Гор качает головой:
— Отец был прав.
Это не пощечина — удар кулаком в лицо. После такого умирают на месте. Есть слова, которые ранят, а есть — убивающие мгновенно.
Мои губы и подбородок дрожат. Гор прав. Я не смею требовать от него снисхождения.
— Понимаешь, что мы не можем быть вместе? Не после того, что ты сказала.
Я вздрагиваю. Руки зажимают рот будто в попытке сдержать рвущийся из груди всхлип. Гор просто зол. Он остынет и возьмет свои слова обратно. Правда ведь? Все еще может наладиться.
Гор отводит взгляд в сторону, рассматривает муравейник под высокой сосной.
— Мы не были истинными, но я любил тебя. Ты стала для меня родной. Частью моей семьи. Искренняя, добрая, верная Элен. Боевая подруга. Женщина, на которую всегда можно положиться. Моя уютная гавань.
— Ты и сейчас можешь на меня положиться!
Гор стискивает кулаки.
— Нет. Больше нет. Между нами все кончено. Оставайся с отцом своего ребенка. Так будет правильно. Он позаботится о тебе.
Прежде чем я успеваю возразить, Гор обращается волком и исчезает в утренней дымке, а я, дрожащая, обессиленная, оседаю на землю.
Все? Это конец? Он не вернется? Пять лет просто взяли и перечеркнули? С такой легкостью?
Все случилось слишком быстро. Мое признание, уход Гора.
Я не плачу. Утыкаюсь застывшим взглядом в собственные руки, окутанная внезапной апатией. Это хрупкое оцепенение — временная преграда между мной и нестерпимой душевной болью. Когда благословенный ступор пройдет, начнется ад.
— Это к лучшему. Вскоре сама поймешь, — ладони Эштера опускаются на мои плечи. Хочется отстраниться, но нет сил. — Пойдем, я отведу тебя в свою стаю.
Глава 22
Эштер
Я открываю дверь, и при виде того, как Элен входит в гостиную моего дома, меня охватывает щенячий восторг. Гор свалил, истинная со мной, в моей берлоге, вскоре вся пропахнет моим запахом. У нас будет ребенок. Сын!