Мокрое сердце

Носоленко Вадим

Интерес к Лаврову проявляли не только медики. Палата № 13 постоянно находилась под наблюдением агентов ГКМБ, которые фиксировали каждое слово, каждый показатель, каждую процедуру. Строгов лично навещал пациента ежедневно, задавая вопросы и внимательно наблюдая за его состоянием.

А состояние Андрея становилось всё более необычным. Он быстро восстанавливал физическую форму — настолько, что через неделю после пробуждения из комы уже мог самостоятельно ходить по палате. Но гораздо более тревожными были изменения в его восприятии

и поведении.

— Я слышу разговоры в соседних палатах, — сказал он Елене во время планового осмотра. — Все разговоры. Одновременно. Я могу сфокусироваться на любом и слышать его так, будто человек стоит рядом со мной.

— Повышенная слуховая чувствительность, — Елена старалась звучать профессионально, особенно в присутствии агента ГКМБ. — Это бывает после травмы и длительной комы. Мозг компенсирует период отключения.

— Это нечто большее, — тихо настаивал Андрей. — Я не просто слышу лучше. Я… понимаю людей. Знаю, о чем они думают. Знаю вещи, которых не должен знать.

— Мы поговорим об этом позже, — Елена бросила предупреждающий взгляд на агента ГКМБ, который делал вид, что изучает планшет, но явно прислушивался к разговору. — Сейчас нам нужно сосредоточиться на вашем физическом восстановлении.

Позже, когда ей удалось остаться с Андреем наедине под предлогом сложных медицинских процедур, требующих конфиденциальности, она смогла поговорить с ним более откровенно.

— Вы должны быть осторожнее с тем, что говорите при агентах, — сказала она, проверяя его пульс. — Они ищут любой повод для более… инвазивного исследования вашего состояния.

— Я знаю, — кивнул Андрей, и было что-то тревожное в уверенности, с которой он это произнес. — Я вижу их планы. Особенно этого, Строгова. Он мечтает вскрыть меня, как лабораторную крысу.

Елена напряглась.

— Что именно вы видите?

— Трудно объяснить, — Андрей потер виски. — Это не телепатия, не в том смысле, как показывают в фильмах. Я не слышу мысли. Но я… чувствую намерения. Вижу паттерны поведения. Могу предсказать, что человек скажет или сделает, основываясь на… не знаю, микросигналах? Это как если бы я внезапно стал экспертом по языку тела, только в тысячу раз точнее.

— И это началось после того, как вы очнулись от комы?

— Да, — Андрей кивнул. — Сначала было хаотично — слишком много информации, слишком много сигналов. Но теперь я учусь фильтровать, фокусироваться на том, что важно.

Елена внимательно наблюдала за ним. Его зрачки были немного расширены, но реагировали нормально. Пульс ускоренный, но стабильный. Никаких внешних признаков психоза или галлюцинаций.

— А наномашины? — осторожно спросила она. — Вы всё еще чувствуете их?

— Постоянно, — он провел рукой по груди. — Они работают. Я ощущаю их движение, особенно когда концентрируюсь. И иногда… — он замялся. — Иногда мне кажется, что я могу направлять их. Не полностью контролировать, но… влиять.

—

Как именно?

— Если я сосредотачиваюсь на определенной части тела, они… реагируют. Перемещаются туда. Усиливают регенерацию именно в том месте, — он показал на небольшой синяк на руке, оставшийся от внутривенной инъекции. — Смотрите.

Он закрыл глаза и глубоко сосредоточился. Елена с изумлением наблюдала, как кровоподтек буквально исчезает на глазах — сначала побледнел, затем изменил цвет от сине-фиолетового к желтоватому, и наконец полностью исчез, оставив чистую кожу.

— Господи, — прошептала она. — Это…

— Невозможно? — Андрей слабо улыбнулся. — Я начинаю думать, что это слово больше не имеет значения.

— Вы не говорили об этом агентам? — встревоженно спросила Елена.

— Конечно, нет, — он посмотрел на нее так, словно она задала глупый вопрос. — Я же не хочу провести остаток жизни в секретной лаборатории под микроскопом.

— Хорошо, — она с облегчением выдохнула. — Продолжайте скрывать эти способности. Мы… работаем над тем, чтобы перевести вас в более безопасное место, как только ваше состояние позволит выписку.

— Подпольная клиника? — спросил он, и его тон был таким обыденным, словно он спрашивал о погоде.

Елена замерла.

— Откуда вы…?

— Я не читал ваши мысли, — быстро успокоил ее Андрей. — Это логический вывод. Экспериментальное лечение, которое эффективно, но не одобрено официально. Интерес ГКМБ. Исчезновение доктора Харистова. Ваши секретные разговоры с «доктором Верниковым». Всё указывает на подпольную операцию.

Елена не знала, что сказать. Логика Андрея была безупречна, но от этого не менее тревожна.

— Мы поговорим об этом позже, — наконец сказала она. — Когда будет… безопаснее.

Андрей кивнул, понимая. Его взгляд был ясным, спокойным, слишком проницательным для человека, который неделю назад был на грани смерти.

— Я буду ждать, — сказал он. — И доктор Воронина… не беспокойтесь слишком сильно. Я на вашей стороне.

В то время как Елена справлялась с возрастающими вопросами и вниманием к Лаврову, остальная команда «Нового Сердца» активно обустраивала подземный комплекс под заброшенным Фармзаводом № 6.

Саян и Марат, с помощью Дмитрия, провели первичную оценку оборудования и систем. Результаты превзошли ожидания — около 70 % лабораторного оборудования оказалось в рабочем состоянии или требовало минимального ремонта. Автономные генераторы функционировали, система вентиляции нуждалась в чистке, но была исправна, а водоснабжение легко восстановили, подключив фильтрационную систему.

— Это почти готовая клиника, — сказал Саян, когда Альберт, всё еще в образе доктора Верникова, прибыл для осмотра комплекса. — Три операционные, десять палат, четыре лаборатории, радиологическое отделение с защищенными камерами. Даже система мониторинга пациентов сохранилась.