Мокрый мир
Шрифт:
Нэй выдавил на поврежденную ладонь бурую мазь. Вийон жалобно вился вокруг хозяина.
– Кто он? – снова спросила Лита. – Сын водяных эльфов? Дружок сирен? Племяш Хафгуфа?
– Он – порождение Дьявольского Пятна, – ответил Нэй, жестом останавливая массаж. Лита, ставшая свидетельницей смерти Томаса, смутилась от мысли, что не хочет, чтобы Нэй одевался, скрывал под материей поджарый торс.
«Нашла о чем думать», – укорила она себя.
Нэй накинул сухую рубаху. Сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Он – Дьявольское Пятно. Творцу
– Выходит, эта обезьяна – обыкновенный псих? Разбойник?
– У Соленой реки нет ничего обыкновенного. Уильям Близнец говорил, что, пока люди кормят тьму, тьма кормит своих слуг.
– Не понимаю. При чем тут кормежка?
Палуба заходила ходуном под босыми пятками Нэя, под плоской подошвой Литиных туфелек. Уцелевший голем вел когг обратно к Косматому острову. Матросы переговаривались, вспоминая Томаса, отличного речника и отважного человека. Вечером они помянут товарища доброй порцией рома. Если выведут судно из чертовых вод. Если сами не присоединятся к Томасу.
– Рыбак, – сказал Нэй, – создал гнездо из чистого зла. Это словно трясина, которая не позволяла духам речников упокоиться в мире. Нечто чуждое Гармонии. Чернота. Гармония наоборот. – Нэй взглянул с сожалением на порванный плащ, через прореху посмотрел на Литу холодным серым глазом. – Я чувствовал магию, но она исходила не от рыбака. Что-то пребывало среди рифов задолго до его появления.
Лита кивнула, думая о зловещем жилище великана, представляя, как тот рыбачил, выдергивая жизни из тел случайных путников, будто бьющихся окуньков из воды.
– Но теперь рыбака нет? – спросила она.
– Боюсь, газа недостаточно, чтобы остановить того, кто пропитался злом.
– Тогда… – Лита захлопала ресницами. – Мы просто убегаем?
– Мы – хитрая рыба. – Нэй подал Лите бинты и подставил руку со свежим стигматом по центру ладони. – Хитрая и жестокая. Мы разрушили дом рыбака и нынче наведаемся к его жене.
Волны цвета смолы бушевали у скал и кипели в гротах. Серый рассвет превратил лес в готовую обороняться армию. Маяк был предводителем воинства, стариком-исполином с седыми развевающимися кудрями древесного волоса. Таким исполинам, свирепым и надменным, поклонялись северяне. Глаз циклопа пылал красной звездой. Указывал путь, но путь был ложью и заканчивался на крючке садиста.
Смотритель посылал суда в сети рыбака. Своего любовника – гомосексуализм не был чем-то из ряда вон выходящим для граждан Оазиса. Иные вельможи тайно предавались мужеложству, а три ангельски красивых служки всюду сопровождали кардинала Галля, улыбаясь ему подобострастно и порождая скабрезные анекдоты, пересказываемые в хибарах Кольца.
Нэй понял, что к чему, сравнив медальон великана с экземпляром из коллекции смотрителя. Хитиновая трубка, темно-красная спираль… В детстве он и сам играл с подобной побрякушкой. Вторая была у его матери, и, настроив раковины, они передавали друг другу
«Найди Уильяма Близнеца», – говорила мертвая мать ошеломленному мальчику.
Тоненький свист отвлек от воспоминаний.
Длинный болт крепостного арбалета впился в глину.
– Вот ублюдок, – шикнула Лита. – Змеюка рогатая!
Они двигались стайкой от бухты. Голем, как щит, маршировал впереди. Нэй, Лита и один из черных, парусных дел мастер по имени Эмек, жались за широкой спиной глиняного человека. Болты впивались в грудь и голову голема. Застревали, топорщились иглами речного дикобраза. Отшельник стрелял, притаившись на вершине башни.
Команда преодолела половину пути, когда, по-видимому, у смотрителя закончились боеприпасы. Сгустки тумана рыскали по пустырю, будто души мытарей, скрипел на ветру лес, обагренный светом мощных ламп. Внезапно красное око погасло.
Голем извлек из плоти занозы болтов и передал колдуну. Нэй сунул смертоносный пучок в походную сумку. Дал указания матросу, потянул за нити. Вийон сновал по плечам.
Здоровяк Эмек плечом выбил дверь, голем первым ввалился в комнату под куполообразной крышей маяка, но его помощь не потребовалась.
Частое испуганное «ффамп-ффамп» доносилось из-за кровати. Смотритель забился в угол, его трясло. Сопли обильно струились из ноздрей, словно это холодное и липкое вещество, заменявшее ему мозг, вытекало наружу.
Удивительно, однако все, что испытал Нэй, взглянув на убийцу стольких речников, была брезгливая жалость.
– Не троньте нас, – гнусавил отшельник, прикрываясь разряженным арбалетом. – Оставьте нас в покое.
«Любопытно, – подумал Нэй, – это проклятые места порождают безумцев или безумцы отравляют тьмой Реки и сушу?»
– Именем Гармонии, – провозгласил колдун.
Лита, прерывая, подлетела к смотрителю и пнула что было сил между ног.
– А девица не промах, – сказал довольный матрос.
План сработал. Пегий альбатрос рассказал Лите, что лодка приближается к острову, к призывно мигающему маяку. Ветхая, ощетинившаяся наростами набойная ладья словяков. Такой управляли обычно шестеро дюжих гребцов, но орудовавший веслами гигант справлялся в одиночку.
Он проигнорировал неподвижный, вытянувшийся в направлении дрейфа когг и причалил к каменистому берегу гавани.
Крюк волочился по земле, чертя прямую линию. Моросил противный дождь.
Красный демон в отблесках ламп. Покатые плечи, шишковатый череп. Бивни, вплетенные в накидку, ставшую броней. Кожаный фартук, расшитый бобровыми пластинками. Сложно было представить, что именно к этому слитку мышц и ненависти обращался, вцепившись в раковину, смотритель: «Милый, беги, забудь меня, это засада!»
Милый?
Гигант пер буйволом к маяку.
Нэй скорчился за перевернутой лодкой.
Первая нить соединяла его с Вийоном.