Молчаливая исповедь
Шрифт:
— Мне пора идти, Джефф.
На какое-то мгновение ему стало жалко, что она уходит, но он тут же взял себя в руки, фыркнул и приказал:
— Приступишь к работе завтра утром!
Она взглянула прямо в его карие глаза:
— Я не позволяю вам, Джефф Мюррей, давить на меня! Я явлюсь сюда в понедельник утром.
— Но только позаботься о том, чтобы это утро в понедельник наступило пораньше и было безоблачным! — крикнул он ей вслед.
— Погонщик мулов, эксплуататор! — на ходу огрызнулась Лоретт, но ей было почему-то очень приятно от нетерпения Джеффа, от его стремления поскорее начать работать вместе с ней.
Дедушка
— Привет, дедуля!
— Смотри-ка, кто пришел!
На деде были накрахмаленная белая рубашка, брюки на два размера больше и фетровая шляпа с залихватским пером.
Они встретились на середине крыльца.
— Куда это ты намылился? — весело спросила Лоретт с нескрываемым любопытством.
— За продуктами, — ворчливо ответил дед.
Ей показалось, что он в не слишком хорошем настроении, — наверное, все еще опечален необходимостью разобрать самогонный аппарат. Поэтому Лоретт, проявив тактичность, решила не навязывать старику свое общество.
— Вернусь часа через три...
У нее от удивления расширились глаза:
— Неужели идти до магазина три часа?!
— Я еду в Кризонс, в Маунтин-Крик, — хрипло объяснил он.
— В Кризонс? — Лоретт была озадачена. — Только для того, чтобы купить продукты? Ведь это же около двадцати миль!
— Двадцать три. У них богатый выбор. — Дед величественно вытянулся перед ней во весь рост, его глаза под густыми седыми бровями вызывающе сверкнули. Она решила больше не задавать вопросов и лишь молча кивнула. В конце концов, это был его дом, он был волен здесь делать все, что хотел, и, конечно же, ехать куда ему вздумается. Ну и что такого, если ее дедушка уезжает в другой город, чтобы сделать там покупки? Куда же ему еще девать свое время?
— Ну, приятного путешествия! — мило произнесла Лоретт, наклонившись, чтобы поцеловать его в щеку.
Он что-то буркнул и поплелся дальше по ступенькам.
Лоретт вошла в дом. Через несколько минут она услышала, как зачихал его старенький «плимут» 1948 года, выруливая на дорожку. Она поднялась к себе и вскоре забыла о деде. Ее мысли вернулись к одному человеку, тело которого излучало здоровье и невероятную жизненную силу, а лицо было чуть более красивым, чем ей хотелось, и это «чуть» не давало ей покоя. Лениво растянувшись на кровати поверх фланелевого одеяла, Лоретт закрыла глаза. Чем чаще она виделась с Джеффом, тем сильнее ее влекло к нему. Вот почему она так неразумно приняла его предложение. Но хрупкую защитную скорлупку израненной разводом души еще так легко было раздавить, а новых ран душа не перенесет... Здравомыслящая женщина сняла бы сейчас трубку, набрала номер Джеффа и твердо отказалась бы. Но Лоретт именно сейчас претил здравый смысл. Кроме того, как известно, у нее не было телефона. Это обстоятельство повернуло ее мысли в другом направлении. Может, снова пойти в телефонную компанию и еще раз поругаться с ними? Но что она могла сказать секретарше? Кажется, она в прошлый раз все уже высказала. А менеджера сегодня не будет. И вдруг мысль, достойная гения, мелькнула в ее голове: почему бы не установить новый телефон на собственное имя? Она пользуется полным доверием компании, и ей при этом
Все дело Лоретт уладила за десять минут. Она позвонила от соседей в компанию и потребовала установить телефон. Ей пообещали все сделать на следующий день.
Джефф считал, что воспоминания о летних вечерах в этом маленьком городке были именно той причиной, которая заставила его вернуться в Локэст-Гроув. В Мемфисе он редко выходил на прогулку, редко ходил пешком, но теперь с удовольствием гулял почти ежедневно, каждый вечер. Ему нравился свежий местный воздух, нравилось ощущать кожей лица влагу тумана, спускавшегося сюда, в долину, с Аппалачей, чувствовать под ногами деревянные доски тротуаров в старой части городка. Ему было приятно, когда с ним здоровались, окликая по имени, сидящие на крылечках горожане.
Сегодня вечером Джефф чувствовал себя особенно умиротворенным и спокойным. Он совершал прыжки по школьному двору, прислушиваясь к крикам мальчишек, играющих в бейсбол под зажженными переносными фонарями. Когда-то он играл здесь сам и учил худенькую, высокую, словно светом умытую Лоретт принимать мячи. «Да, она никогда не была выдающимся игроком в бейсбол!» — с улыбкой вспоминал он.
Мысли о ней погнали его к ее дому. Идя к нему, он чувствовал упругость своих шагов. Как только она приступит к работе, они будут очень часто видеться, и он с нетерпением ждал этого. Днем их отношения будут, естественно, строго служебными, но после работы... О, после работы совсем другое дело!
Он часто думал о Лоретт, о ее волосах такого редкого и прекрасного оттенка — белокуро-коричневатого, о ее легком манящем теле, которое так соблазнительно проглядывало в вырезе платья, о том, какими мягкими, влажными, зовущими были ее губы, когда она раскрывала их. В воображении он целовал эти губы, ощущая их неповторимый вкус, прикасался к ее обнаженному телу.
— Ну-ка стоп, Мюррей! — громко приказал себе Джефф, а оказавшаяся рядом собака подозрительно на него посмотрела. «Если ты позволишь своему воображению разыграться, то придется возвращаться домой и лезть под холодный душ».
Несколько минут спустя он все же поднялся по скрипучим ступенькам дома Эврайла Харрисона и постучал в дверь.
Ему открыла босая Лоретт в зеленых шортах и зеленой футболке с короткими рукавами. Ее медовая стрижка пребывала в очаровательном беспорядке. Когда Лоретт увидела его, на губах ее словно распустился цветок и появилась прекрасная улыбка.
— Какой приятный сюрприз, Джефф! — воскликнула Лоретт. Но когда она увидела на нем форму полицейского, улыбка исчезла с ее лица.
— Ты что, на службе? — торопливо спросила она.
— Нет, просто не успел переодеться.
— Кто там? — крикнул из комнаты погрузившийся в недра своего кресла дедушка.
— Так, один приятель! — ответила Лоретт через плечо. Быстрым движением руки плотно захлопнув за собой дверь, она взяла Джеффа под руку. — Может, посидим здесь, на крыльце?
— Меня это вполне устроит.
Это соответствовало действительности: на крыльце было прохладно и темно.
Когда они уселись рядом, она, однако, отодвинулась от него и стала озираться, словно перепуганная шестнадцатилетняя девчонка.