Молчаливый гром
Шрифт:
— Какое это имеет отношение к самоубийству мужа?
— Вероятно, никакого, — осторожно сказал Мори. — Пытаюсь понять психологические мотивы.
Госпожа Хара вздохнула.
— Может, сначала выпьете? У меня, к сожалению, только пиво.
— Пиво — это прекрасно, — сказал Мори.
Они присели на чемоданы и откупорили пару банок «Сантори мэлтс». Мори предложил ей сигарету «Майлд сэвн», и она закурила, держа сигарету, как пиротехническое устройство, готовое воспламениться. Она сидела, положив ногу на ногу, и Мори заметил, что
История была невеселой и обычной. С будущим мужем ее свел высокопоставленный чиновник из министерства финансов. Вначале ее отец сомневался. Руководя старейшей крупной и престижной судовой компанией, он не был в восторге, узнав о скромной семье Хары. Однако Хара, в конце концов, был молодым человеком с блестящим будущим. И потом, это была вторая дочь, а сын и старшая дочь уже вошли в хорошие семьи.
Брак состоялся, но семья, по сути, не приняла Хару. Особенно брат. Хотя Хара был годом старше, Ёсимура относился к нему, как к подчиненному, и называл его за глаза «деревенщиной». Равным образом и Хара не скрывал своего презрения к Ёсимуре и его работе в «Ниппон инфосистемс». Дома упоминания имени Иванаги было достаточно, чтобы испортить его настроение.
— Что происходит с Японией? — бывало ворчал он. — Лунатиков считают гениями, а гениев — лунатиками.
Поскольку отношения были не лучшие, встречались мужчины редко. Последняя их встреча год назад окончилась ссорой.
— По какому поводу? — спросил Мори.
— Прошло много времени, Мори-сан. Кажется, из-за денег.
— Вы имеете в виду долги?
Госпожа Хара отрицательно покачала головой:
— Нет-нет. Из-за денежной политики — нужно ослабить узду или, наоборот, натянуть. Они спорили о цене денег, иены и доллара.
— В чем же они не соглашались?
— Я помню только, как муж сказал, что Иванага толком ничего не сделал для Японии, и любой политический курс, который доставит ему неприятности, будет хорош.
— Должно быть, это и рассердило вашего брата?
— Он рвал и метал. Он кричал, что Иванага думает только о будущем Японии, и скоро все узнают, что он — гений.
— Что он под этим подразумевал?
— Не знаю, Мори-сан, — ответила госпожа Хара. — У моего брата с детства были причуды. Спросите его самого.
Пора было уходить. Он допил пиво.
— Вы понимаете, не правда ли? — сказала она серьезно. — Мы не были очень близки, а теперь… — она обвела рукой опустевшую комнату, лицо ее отразило крайнюю усталость, — все исчезло. Мне приходится начинать все снова, а времени уже не остается.
— Я понимаю, — сказал Мори, надевая обувь.
Основным различием между политиками и якудза, решил Тосио Иванага, ожидая в своем офисе появления Утиды, заключается в том, что якудза ведут свои фракционистские баталии с чувством собственного достоинства. А с такими людьми, как Утида, всегда неприятно иметь дело. Он не настоящий политик — он просто закулисный статист,
Иванага подошел к стеклянной перегородке. В окна хлестал дождь, искажая общий вид на «Маруноути», Гиндзу и Токийский залив. Иванага вспомнил свое появление в Токио летом 1946 года. У него, деревенского мальчугана, от одного только слова «Токио», в голове возникали картины богатства, власти и безграничной изысканности. Увидев разрушенные кварталы и обгорелые камни города, он испытал тошноту.
Из динамика на его столе после сигнала раздалось:
— Прибыл господин Утида.
— Проводите его ко мне, — сказал Иванага.
Утида, считающийся политиком, а по сути — посредник, лоббист, был маленьким человеком с худощавым лицом. На лоб его падали жирные волосы. Он низко поклонился и обворожительно улыбался.
— У меня хорошая новость, сэнсэй, — сказал он. — Обсуждения идут как надо. Серьезная оппозиция Исидзаке исчезает.
— А что Такэмару?
— Такэмару поддержит нас. Это будет стоить пяти мест в кабинете, включая министерство строительства для его зятя. Ну, и пожертвования для его Института.
— Снова пожертвования? Сколько он ожидает в этот раз?
— Пяти больших будет достаточно.
Пятьсот миллионов иен! Наглость, не знающая границ. И все же на этой стадии альтернативы нет, придется платить.
Иванага пробурчал свое согласие и полуотвернулся. Он не любил таких, как Утида.
— А если точнее: когда закончатся обсуждения? — спросил он.
— Через четыре-пять дней. Требуется прийти к соглашению с некоторыми деятелями среди высокопоставленных лиц.
Опять соглашение? Значит, снова встречи в дорогих ресторанах, вечеринки с гейшами, снова пожертвования «экономическим исследовательским институтам».
— Делайте, что надо, — сказал Иванага, — но все должно быть срочно улажено. Кабинет Исидзаки должен начать работу уже к концу месяца. Это важно.
— К концу месяца? К чему такая спешка? — произнес Утида.
Иванага резко развернулся и взглянул с холодным раздражением.
— Тогда и узнаете! — рявкнул он.
Когда лимузин отъехал от «Ниппон инфосистемс», Утида поднял голову к двадцатому этажу. В его глазах еще стояло лицо Иванаги. С людьми, которые злили этого человека, случались крупные неприятности. Например, был магнат, владевший гостиницей и обманувший Иванагу в одной крупной сделке. Вскоре после этого гостиницу объяло пламя, и восемьдесят гостей сгорели заживо в своих спальнях… Итак, Иванага потребовал сохранить дело в полной тайне. Утида решил сдержать слово.
А что стояло за этим? Ходили слухи, что Исидзака намерен аннулировать американо-японский договор о безопасности и продавать важнейшие технологии русским и китайцам. А также санкционировать программу ядерных вооружений.