Молчаливый полковник Брэмбл
Шрифт:
— Падре, — сказал Орель, — я всегда считал вас настоящим спортсменом, но неужто вы действительно охотитесь на этого огромного зверя?
— То есть как это «действительно», my dear fellow! Да будет вам известно, что за мою жизнь я поубивал решительно все, что вообще может убить охотник, начиная от слона и бегемота и вплоть до тигра и льва. Я никогда не рассказывал вам историю про моего первого льва?
— Никогда, падре, — сказал доктор, — но сейчас вы ее расскажете.
— Падре, — вмешался полковник, — я охотно послушаю ваши истории, но при одном условии: пусть кто-нибудь запустит граммофон. Сегодня вечером мне особенно нужна my darling mistress Finzi-Magrini [36] .
— О нет, сэр, сжальтесь! В крайнем случае прокручу вам какой-нибудь регтайм [37] ,
— Ничего у вас не выйдет, доктор, так дешево вы меня не купите. Требую Финци-Магрини… Орель, будьте хорошим мальчиком и не забывайте: скорость шестьдесят пять… Только, ради Бога, не поцарапайте диск… Падре, предоставляю вам слово для рассказа о вашем первом льве.
36
Моя любимая миссис Финци-Магрини ( англ.).
37
Регтайм— танцевальная пьеса в джазовом стиле.
— Тогда я жил в Иоганнесбурге, и мне очень хотелось стать членом клуба охотников, где было немало моих друзей. Но по клубному уставу любой претендент на членство должен был иметь на своем счету по крайней мере одного убитого льва. Поэтому я отправился в джунгли с негром, нагруженным несколькими ружьями. К вечеру мы с ним устроили засаду около источника, куда, по моим сведениям, какой-то лев имел обыкновение приходить на водопой. Примерно за полчаса до полуночи слышу треск ломаемых ветвей, и тут же над недалеким кустом появляется голова льва. Он учуял нас и смотрит в нашу сторону. Я вскидываю ружье, целюсь, стреляю. Голова исчезает за кустом, но через минуту возникает вновь. Следует второй выстрел — результат тот же. Испуганный зверь прячет голову, затем опять поднимает ее. Я сохраняю полное самообладание. В моих ружьях в общей сложности шестнадцать зарядов… Третий выстрел — и опять та же история. Четвертый выстрел — то же самое. Я начинаю нервничать, стреляю все хуже, но после пятнадцатого выстрела зверь еще раз поднимает голову.
— Если твоя сейчас не попадать, — говорит мне негр, — она нас будет скушивать…
Я делаю глубокий вдох, тщательно прицеливаюсь, стреляю. Лев падает… Проходит секунда… две… десять… больше его не видно. Выжидаю немного и затем, торжествуя, в сопровождении моего негра устремляюсь к месту происшествия… А теперь, мессиу, угадайте, чт'o я там обнаруживаю…
— Льва, падре.
— Шестнадцать львов, ту boy!.. И у каждого из них пуля в глазу. Вот каким был мой дебют!
— By Jove, Padre! [38] Кто же после этого станет утверждать, будто шотландцы лишены воображения?
— А теперь послушайте истинную историю. В Индии мне довелось впервые убить женщину… Да-да, вы не ослышались — именно женщину… Я отправился поохотиться на тигров, и ночью, когда я проходил через деревушку, затерянную в джунглях, меня вдруг останавливает какой-то старик туземец:
— Сагиб, сагиб, медведь!
И указывает на дерево, где среди листвы движется какая-то черная масса. Быстро прижимаю приклад к плечу, стреляю. Масса низвергается среди треска ломающихся сучьев. Подхожу поближе и вижу: на земле лежит старая женщина, которую я прикончил, когда она собирала плоды. Подбегает какой-то другой смуглолицый старец, муж покойной, и осыпает меня проклятиями. Вскоре появляется абориген-полицейский. Он обязывает меня возместить семейству убытки. Мне это стоит сумасшедших денег — не менее двух фунтов стерлингов… Весть об этом событии быстро разнеслась на добрых двадцать миль, в округе. И в течение нескольких недель, стоило мне появиться в какой-нибудь деревне, как ко мне сразу же подходили два или три старика:
38
Клянусь Юпитером, падре! ( англ.).
— Сагиб, сагиб, медведь на дереве!
Излишне говорить, что предварительно они заставляли своих жен забираться на деревья…
Затем майор Паркер поведал нам про охоту на
39
Буш— здесь: невозделанные, поросшие кустарником земли Южной Африки.
VII
40
Стихотворение не закончено. Примеч. авт.
— Орель, — сказал доктор, — на сей раз вы действительно пишете стихи; этого вы отрицать не можете: я схватил вас за руку, и она еще в крови.
— Хоу! — воскликнул полковник со смешанным оттенком снисхождения и жалости.
— Что ж, признаюсь, доктор. И что тут такого? Разве это противоречит военным уставам?
— Нет, не противоречит, — сказал доктор, — и все-таки я удивлен, ибо всегда был убежден, что Франция не может быть страной поэтов. Ведь поэзия — это, так сказать, ритмическое безумие. Между тем вы не сумасшедший. И кроме того, лишены чувства ритма.
— Вы просто не знаете наших поэтов, — сказал Орель, задетый за живое. — Вы когда-нибудь читали Альфреда де Мюссе, Виктора Гюго, Шарля Бодлера?
— Я знаю Хьюгоу, — заявил полковник. — Когда я командовал гарнизоном на острове Гернси, мне как-то показали его дом. Я даже пытался прочитать его книгу «The toilers of the sea» [41] , но она слишком скучна.
Появление майора Паркера, ободрительно подталкивающего двух офицеров с мальчишескими лицами, положило конец этому разговору.
41
«Труженики моря» (роман В. Гюго) (англ.).
— Я привел к вам, — сказал майор, — двух молодых офицеров — Джиббонса и Уорбартона. Пожалуйста, угостите их чашкой чая, прежде чем отправить в роты, куда они назначены. Я подобрал их на пригорке, у дороги на Циллебеке, где они всерьез надеялись поймать такси. Эти молодые люди из Лондона сомнений не ведают.
Джиббонс возвратился из увольнения. Что касается Уорбартона, смуглого валлийца с лицом француза, раненного двумя месяцами раньше под Артуа, то он направлялся в свой полк «Леннокс» после отпуска, предоставленного ему для полного выздоровления.