Молчание Апостола

Аноним

– И каков же ваш титул, позвольте узнать?

– Мастер. Предтеча. Зачинатель. Любой – по вашему выбору.

– А как насчет «Отто Рашер»? – сквозь зубы процедил Артур. – Для вас это имя или титул?

Айнштайн-Рашер некоторое время сидел молча, барабаня пальцами по колену. Потом улыбнулся натянутой улыбкой.

– Н-да, сэр Артур, вы, оказывается, знаете больше, чем я думал. – Он снова умолк и потом добавил: – И кому еще это известно? Кроме, конечно, патмосского святоши, который

вам и открыл мое прежнее имя?

* * *

Маринатос, спрыгнув на землю и не дожидаясь, пока лопасти вертолета остановятся, вжав голову в плечи и согнув ноги в коленях, почти бегом направился к столу, за которым, опустив седую голову на руки, сидел старик-настоятель. Подойдя к священнику вплотную, Маринатос положил руку ему на плечо. Старик вздрогнул и поднял голову.

– Подполковник?

– Полковник, геронда. Уже с пол-месяца как полковник.

– Что ж, поздравляю, сын мой. А ведь я тебя ждал.

– С чем же, отче?

– С исповедью.

Маринатос помотал головой.

– Я не понимаю, геронда. Вы хотели бы исповедовать меня?

– Нет. Я должен исповедоваться тебе. В страшном грехе укрывательства Зверя.

– Значит, мы не ошиблись, – негромко произнес полковник. – Вы знали Айнштайна.

– Знал ли я Айнштайна? – воскликнул старик, воздев руки. – Да я вижу его каждый день в маленьком зеркальце над умывальником! Я вижу его во время утренней и вечерней молитвы! И каждую ночь я вижу его во сне, каждую, каждую!

– Кто же он? И где он, геронда?

– Кто он? Он перед вами, полковник. – Старик развел руками. – Вот он я. Айнштайн. Марк Айнштайн. Брат невинно убиенного Соломона Айнштайна.

Полковник Маринатос вытер лоб. Он летел на Патмос почти вслепую, наудачу – проверить информацию, поступившую из Интерпола: вдруг старик-священник знал своего израильского гостя? А тут выясняется, что Айнштайн – это сам отец настоятель.

– Погодите, геронда. Так вы утверждаете, что Марк Айнштайн – это вы? – спросил полковник.

– Да, – коротко ответил старик.

– Значит, ваше имя не Иоанн? Для чего вы прикрылись этим именем?

– Мое имя Иоанн. Меня назвали Марком при рождении. Моего брата-близнеца назвали Соломоном. Но брат мой жил и умер с этим именем. Я же получил имя Иоанн во время второго своего рождения, крестившись в Православную веру.

– Сложно, но в целом понятно, – кивнул полковник. – А теперь главное: кем был человек, приезжавший сюда с баронетом МакГрегором? Высокий старик, называвший себя Марком Айнтштайном?

– Кем он был? Всю свою жизнь он был исчадием Ада. Не думаю, что он хоть на йоту изменился.

– «Исчадие Ада» – звучит пугающе, геронда, но мне нужны его имя и фамилия. Настоящие.

– Отто Рашер, – едва слышно произнес священник. – Палач и сын палача.

– И как давно

вы это знали, отец Иоанн? – сухо произнес Маринатос.

– Я знал его как Отто Рашера с первого своего дня в Дахау.

Полковник нахмурился.

– Почему же вы уступили ему свое имя? Почему не выдали Рашера оккупационным властям?

– Он сначала хотел взять имя моего брата, Шломо. Убитого им Шломо. Но потом решил, что это было бы опасно: можно было нарваться на кого-то, кто знал, что Шломо мертв. И тогда он сказал: «Я беру твое имя». Он знал, что я тайно крестился в лагере – и получил новое имя. Иоанн. Тогда же он заставил меня поклясться Именем Божьим и бессмертием души моей, что я никогда, никогда не выдам его тайны.

– Но почему он смог вас заставить молчать?

Старый священник поднялся со скамьи, и сейчас стоял, опустив руки вдоль тела. Лицо его было смертельно бледным.

– Потому что я был его помощником в сатанинских его экспериментах. В одном из которых погиб и мой брат.

– Вы помогали ему по доброй воле? – изумленно спросил полковник.

– Конечно, нет. Но что это меняет? Разве трусость перестала быть грехом? Да и потом молчал я все из того же страха за собственную шкуру.

– Что же изменилось с тех пор… отец Иоанн? – Чувстовалось, что последние два слова дались полковнику с трудом.

– Череда смертей, в которых он был повинен, не прервалась с его бегством из Дахау. Смерти множатся и ныне. Страшнейшим грехом было бы покрывать его и далее. – Он помолчал. – Полковник…

– Да?

– Прошу, не зовите меня отцом Иоанном. Я исповедовался перед его Преосвященством епископом, прося у него не отпущения грехов, но лишь разрешения сложить с себя сан и уединиться в беднейшем из монастырей простым монахом. Владыка дал на это свое соизволение. Так что в церкви этой я доживаю последние дни. Вот-вот должен прибыть новый настоятель.

Полковник Маринатос молчал. Долго. Потом, не поднимая глаз, спросил:

– Геронда… Согласны ли вы будете указать на самозванца, взявшего ваше имя, как на Отто Рашера, одного из самых разыскиваемых нацистских преступников?

– В суде?

– Да.

– Конечно, – и старик коротко, решительно кивнул.

* * *

– Вы ошибаетесь, герр Рашер, – возразил Артур. – Ваше истиное имя открыл нам вовсе не старый священник с острова Патмос, а ваш бывший союзник и соратник покойный профессор Лонгдейл. Который явно не испытывал к вам особого доверия.

– Как? – изумился Марк-Отто. – Он впрямую, вслух назвал вам мое имя?!

– Не совсем вслух и не совсем впрямую. Просто подбросил небольшой и не слишком сложный ребус. Но имя всплыло, не сразу, зато без ошибок.