Молчание Апостола

Аноним

– Подлец, подлец, трижды подлец! – взревел седой гигант.

– О! – с наигранным удивлением воскликнул МакГрегор. – Могущественный Мастер, Предтеча Антихриста боится, что его истинное имя станет известно миру? Или хотя бы полиции?

– Нет, баронет, – Рашер взял себя в руки. – Страх мне неведом. Как неведом он и моим последователям. Я прав, Нико? Сусанна? – Он поднял голову, чтобы посмотреть в лицо девушке-эльфу.

– Конечно, мастер, – вразнобой ответили Сусанна и Нико.

– Мне просто не хотелось бы, сэр Артур, чтобы кто-нибудь помешал сегодняшнему великому событию и всему, что должно последовать. Посему вернемся к делам насущным. У нас, кажется, проблема

с недостающим ключом? Видите ли, сэр Артур, – он повернулся к МакГрегору, – ключи-заклинания для обряда сегодняшнего зачатия должны прозвучать в абсолютно четкой последовательности, в соответствии с клеймами на иконе. Клейма обрамляют центральный образ, но повествуют они не о жизни Иоанна Богослова, а об истории Елены, матери императора Константина, открывшей под языческим храмом Гроб Господень, как называют его последователи Распятого.

Далее, история царицы Елены изображена не в последовательности событий, а вразброс. Но выстраивая историю хронологически, мы стыкуем ее с ключами-заклинаниями. Скажем, событие номер семь изображено на месте десятого клейма. Что значит: седьмой ключ, седьмое заклинание должно читаться десятым по очереди. Это, кстати, великолепная разработка Лонгдейла, надо отдать ему должное. Энохианская магия не допускает простых шпаргалок типа бумажки с последовательностью заклинаний. Это профанация. Наказуемая профанация. Смертельно опасная. А использовать для зачатия Антихриста икону христианского святого – о, это был гениальный ход.

– Еще более гениальным ходом было решение Лонгдейла сдать вас и вашу затею с потрохами, – хмыкнул Артур.

– Да, он был болезненно самолюбив, – согласился Мастер. – Но все-таки Лонгдейл был слишком заинтересован в том, чтобы ритуал состоялся. Разногласия возникали лишь относительно того, кто станет воспитателем ребенка. Вы, надеюсь, понимаете, о каком ребенке идет речь?

МакГрегор едва заметно кивнул.

– В роли воспитателя, а позднее советника, визиря, если угодно, – Мастер басовито хохотнул, – профессор видел себя и только себя. Мы довольно серьезно повздорили, и я думаю, тогда-то он и стал побаиваться меня и моих меньших братьев. Отсюда и выход на вас, мудреный, зашифрованный выход – и донос на меня. На случай если… Однако случай судил иначе. Ирония ситуации была в том, что прикончили амбициозного профессора вовсе не мы, а его идейные противники из ватиканской мафии. Но, как я понял со слов дражайшей Эли, Лонгдейл даже из могилы вставляет нам палки в колеса.

– То есть? – не понял Артур.

– Во времена тесного нашего сотрудничества он разработал схему с привязкой заклинаний к клеймам заказанной им иконы. Двенадцать клейм – двенадцать ключей-заклинаний. Со второго по тринадцатый. Почему не с первого? Он долго упирался, придумывал какие-то нелепые объяснения, но все-таки проболтался. Первое заклинание произносится всегда, при любом ритуале. Поэтому оно и не входит в счет. А добыть… кожаные листы с остальными ключами не составляло проблемы.

– Кожаные, то есть, срезанные со спин людей? – побелевшими губами произнес МакГрегор. – Что и было сделано на Патмосе?

– Дорогой баронет, – благодушно пробасил старик, – ведь это была не просто кожа. На спине каждого из двенадцати была татуировка. Полный текст одного из энохианских ключей. А ключи-заклинания имеют силу, лишь будучи нанесенными на тело живого человека. И будучи снятыми с живого тела.

– Ваши сторонники могли не возражать против татуировки, – Артур даже дернулся, забыв о том, что пристегнут к креслу, – но неужели они добровольно пошли на то, чтобы с них живьем сдирали

кожу? Кстати, – МакГрегор бросил гневный взгляд на Нико, – бьюсь об заклад, что свежевали своих товарищей вы, господин не-бандит!

– Вы проиграли бы заклад, баронет, – раздался нежный голосок девушки-эльфа.

* * *

Мастер снова рассмеялся и погладил Сусанну по голове.

– Это была превосходная работа моей лучшей ученицы. Сначала она убедила остальных в том, что их ждет небесная награда и безусловное спасение при Втором Пришествии этого… – Марк-Отто ткнул ладонью куда-то вверх. – Потом продемонстрировала татуировку на собственной спине, сказав, что сама она станет последней из них. Ну, а далее – ее бесценный опыт хирургической медсестры.

– И все двенадцать безропотно согласились на эту ужасную экзекуцию? – мрачно процедил МакГрегор.

– Представьте себе, баронет. Вера движет горами, – ухмыльнулся Мастер.

– И все же я пытаюсь понять: при чем здесь икона святого Иоанна Богослова, точнее, не икона даже, а полдесятка икон: похищенных, разрубленных, изуродованных? – с искренним любопытством спросил МакГрегор.

– Ох, ох, ох… – покачал головой седой старец. – Нет предела любознательности человеческой. Даже стоя на пороге… Кгм… Вы ведь догадываетесь, баронет, на пороге чего вы стоите? И даже на этом пороге вам хочется знать: почему? почему? почему? А разве не сказал Екклесиаст-Проповедник, он же царь Мирный: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»? Но тайна икон – тайна, по правде говоря, невеликая. И занимала она разве что неуемного профессора, которому не терпелось нанести ненавистной Церкви жестокий, даже смертельный удар. Признаюсь, я и сам не прочь был бы это сделать, но для меня это все-таки было вторично. Главным было и остается: впустить в этот мир Мстителя – Мстителя за всех, пострадавших от равнодушия Распятого. Ну и кроме того, иконы, возникавшие то там, то сям, разрубленные, распиленные, украденные уводили в сторону от главной цели. Этакий ложный след. Хотя сам Лонгдейл свято верил, что в одной из них он найдет этот свой «Крифиос» – и тогда Церкви конец. Хотя у меня есть подозрение, что он сам не слишком хорошо знал, что будет представлять собой этот «Крифиос». Все указания на него были косвенными, кто-то написал кому-то, какой-то святой требовал «Крифиос» сжечь, дабы не смущать умы, и так далее. Но, как я и сказал: для меня все это было чисто интеллектуальной игрой. Меня куда больше занимала игра реальная, космическая, если угодно.

– Но Патмос? – прервал его Артур. – Почему Патмос?

– Баронет, – укоризненно покачал головой Отто. – Я полагал, этот момент вам уже понятен. Почему наш ритуал будет здесь, под местом, где Он был распят?

При этих словах МакГрегор напрягся, скрипнув зубами.

– Почему Патмос? – продолжал Отто. – Почему заклинания, увязанные с клеймами иконы? Да ведь это все то же издевательство, плевок в Его лицо. «Смотри, мы у тебя под самым носом творим то, что унижает и ниспровергает тебя!» – Рашер вскинул кулаки вверх и заорал: – И ты ничего не можешь! Ты бессилен! Ты будешь отвергнут и забыт, всеми теми, кто тебе в слепоте своей поклонялся!

МакГрегор, нахмурившись, опустил голову.

– Я знаю, о чем вы подумали, баронет. О том, что я добиваюсь того, что уже давно достигнуто. Да, уже само Имя Распятого запрещено произносить там, где Оно некогда служило основанием царств. Да, Церковь повсеместно превращается в средоточие похоти, ненасытности, жажды тщеславия и власти – либо же, напротив, снова загоняется в катакомбы…

– «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них…» – не поднимая головы, глухо произнес Артур.