Молчание сфинкса
Шрифт:
— А ты куда, Никита?
— В Воздвиженское. На очереди домработница Малявина и он сам.
— А если вы не найдете его? Если он скроется, если это он убил?
— Знаешь, Сережа, — Колосов открыл дверь кримлаборатории, выпрыгнул наружу, прошелся, разминая затекшие ноги, — К этому делу не стоит подходить с обычными мерками. Скроется, кинется в бега… Я думаю, кем бы ни был наш убийца, он не скроется, по крайней мере, до тех пор, пока… В общем, объяснить я этого пока не могу. Магнит тут есть, судя по всему, очень для него притягательный. Но дело не одним этим особенное. Ты заметил — чем больше мы
— Если, конечно, допускать, что эта цель — одна для всех, — заметил Мещерский. — А ты уверен, что она одна? Я лично нет.
Время было каждому заняться своим делом… Никита смотрел, как Мещерский медленно шел назад к жилому флигелю: маленькая фигурка на фоне черных отсыревших древесных стволов и резной желто-багровой листвы.
Он мысленно представил, как будет выглядеть Лесное через несколько месяцев; зимой. Эти же узловатые черные стволы лип и сугробы, сугробы… Ему захотелось, чтобы зима наступила как можно скорее. И выпавший снег, белый, чистый, прикрыл бы все здесь — и эту раскисшую грязь под ногами, и эти вонючие лужи, в эти кучи земли, и эту кровь, эти трупы…
В Воздвижеиское они приехали с Кулешовым, оставив в Лесном усиленный наряд милиции. Дом Малявина, где все последнее время проживала потерпевшая Марина Ткач, стоял на окраине поселка. Место было живописное — холмы, дальняя панорама прудов Лесного. И сам дом был хороший — кирпичный, двухэтажный, просторный. Однако построенный без особых дизайнерских изысков — как метко выразился Кулешов, «по-кулацки».
Их встретила домработница Малявина — Клавдия Филипповна. Кулешов хорошо ее знал. По его словам, в недалеком прошлом она работала на заводе Малявина бухгалтером. Когда он разорился, ей пришлось переквалифицироваться в домработницы — ей было уже за пятьдесят, иной работы не найти. Клавдия Филипповна была женщиной дородной, спокойной. Но сейчас от спокойствия ее не осталось и следа — глаза были заплаканы, на щеках рдели пунцовые пятна.
Никита начал расспрашивать ее о Марине Ткач. Слух об убийстве уже вовсю гулял по Воздвиженскому — домработница все уже знала и была сильно напугана.
— Ох, да как же это, да что же это такое? Как же так? Что ж это такое делается-то? — твердила она, но Колосов довольно резко оборвал эти ее причитания, попросив отвечать только на вопросы.
Из сбивчивых показаний домработницы они узнали следующее: Малявин дома не ночевал, а где был — Клавдия Филипповна не ведала. Марина Аркадьевна вечером вернулась из гостей на такси — поздно. Утром, еще до завтрака, а просыпалась она обычно рано, в семь, подолгу занималась гимнастикой в комнате на втором этаже, оборудованной под спортивный зал, ей кто-то позвонил по телефону. Она сказала домработнице, что ей надо ненадолго уйти и что она не будет завтракать, собралась быстро и ушла. Было это где-то около восьми часов, и с тех пор домработница ее не видела.
— Что же, она не сказала, куда так рано идет? — спросил Никита.
— Нет, она и раньше мне ничего не говорила. Да и не мое это дело, — Клавдия Филипповна вздохнула, — Человек она в быту была тяжелый, капризный. Со мной не то чтобы плохо
— Ей позвонили по ее мобильному телефону?
— Да, у нас такого-то городского нет, не проведен.
— А вы не видели, она взяла телефон с собой?
— Наверное. Она без телефона шагу из дома не делала. Она сумку взяла, зонт. Оделась. Что-что, а уж одеваться она любила.
— Она торопилась? — спросил Никита.
—Да уж раз завтракать не стала, конечно, торопилась. Я сок выжала морковный, как обычно, оладьи напекла. Омлет зажарила. Так все и пропало.
— А вы не знаете, как она обычно добиралась до Лесного, когда ездила туда одна, без Малявина?
— А чего тут добираться? На дорогу вышел — любую машину в ту сторону поймал. И все. Она всегда так ездила. Иногда такси вызывала — пыль в глаза пустить, но больше на попутных. Денис-то Григорьевич сердился, выговаривал ей: ловишь частника, а шоферня еще тот народ. Но она ноль внимания на его слова. Она его, бедного, честно сказать, вообще в грош не ставила.
— А как они жили с Малявиным?
— Да сначала, первое время, когда у него дело свое еще было, — хорошо. Но я толком-то не знаю — я тогда еще в доме не работала. А слухи на заводе про них разные ходили. Привез он ее сюда из Москвы. Она, сразу видно, — штучка столичная. Вертела им как хотела. Ну на моих глазах жизнь уж у них полосатая была.
— Как это полосатая?
— Да как в любой семье. То ничего-ничего, а то скандал с битьем посуды. Крик. Денис любил ее, потому прощал ей многое, ну а ревновать ревновал.
— К кому?
— Этого я не знаю. Это вы у него самого спрашивайте.
— Ну, а когда они в последний раз скандалили?
— Когда… Да не далее как позавчера. — Клавдия Филипповна вздохнула. — О деньгах каких-то вроде у них речь шла. Она требовала, вынь да положь. А он не давал, скупился. Ну и кричали друг, на друга по-всякому. Раньше-то она на него в основном наседала. А в этот раз он ей спуску не дал. Потом он на стройку уехал. И с тех пор домой носа не кажет.
— Постойте, значит, Малявина не было дома ночью?
— И тот цельный день тоже, — сказала домработница. — Но и Марина-то не больно-то дома сидела. Все по гостям, по гостям… Я и обеда-то уже второй день не готовлю. Никто не заказывает. Некому.
— А раньше такое бывало, чтобы Малявин из дома уезжал?
— Было как-то летом. Тоже поссорились они. Потом вроде помирились. Откуда семье-то быть нормальной. Живут не расписаны. Детей нет. На постели-то одной больно выедешь. Это поначалу она в сладость, в удовольствие, а через год-другой приедается.
— А скажите, Клавдия Филипповна… — но тут Никита вынужден был прервать свой допрос. С поста милиции по рации сообщили: на въезде в Воздвиженское замечена машина Малявина. Он явно не собирался никуда скрываться — мчался на всех парах домой, распугивая на деревенской улице кур и собак.
Дома он оказался через несколько минут. Вошел как хозяин и… увидел сотрудников милиции…
— Что происходит? — Малявин круто обернулся домработнице. — В чем дело? Где Марина Аркадьевна?
— Царица небесная, защити и помилуй нас, — Клавдия Филипповна горестно заморгала, но Никита не дал ей ответить: