Молчание
Шрифт:
Глеб ухмыльнулся и покачал головой, Ирина Эдуардовна скорбно поджала губы.
– В купюрах по пятьдесят долларов миллион долларов будет весить уже двадцать килограмм, – неутомимо вещал Олег. – А в купюрах по сто долларов – всего десять! Короче, друзья, выгоднее всего вынести миллион в стодолларовых бумажках!
Довольный собой, он широко улыбнулся.
– Очень ценная информация, – усмехнулась Ирина Эдуардовна.
– Ага, прикольно, – не заметил сарказма Олег. – Я раньше вообще не знал.
Эма решила спешно
– Мам, как тебе гребешки в шафрановом соусе? Лидия Ивановна очень волновалась, что не получится, как в ресторане. Но, по-моему, вышло очень удачно.
Оторвав от жениха высокомерный взгляд, Ирина Эдуардовна произнесла:
– Эмилия, мы можем поговорить тет-а-тет?
Олег продолжал балагурить, Леонид Александрович активно поддерживал разговор, Лидия Ивановна суетилась у стола, а Яна и Глеб снова делали вид, что не замечают напряжения между матерью и дочерью.
Они вышли в сад и сели на качели. Ирина Эдуардовна открыла сумочку, достала телефон и, взяв руку дочери, не церемонясь, сфотографировала кольцо.
– Украшение под стать женишку? – съязвила она.
Эма отняла руку и взглянула на мать с недоумением.
– Значит спортзал? – продолжала Ирина Эдуардовна. – И кем же он там трудится? Надеюсь, не охранником?
– Он инструктор в престижном спортклубе.
«Почему я оправдываюсь?» – подумала Эма.
– А, инструктор! Это все меняет.
Эма с сожалением взглянула на мать.
– Мам, если ты решила поссориться, то лучшего времени не найти. Может, просто поздравишь меня? Ты же так хотела увидеть дочь счастливой женой?
– А сколько времени ты пробудешь этой счастливой женой, ты подумала? Это же мезальянс в чистом виде!
– Говори тише, пожалуйста. Или я уйду.
Ирина Эдуардовна вытянула из сумочки веер и усиленно замахала им.
– Ты с ума сошла, где он и где ты?! Ты, правда, не понимаешь, что он хочет присосаться! – продолжала она возмущаться, не обращая внимания на слова дочери.
Эма слушала, размышляя о том, почему она снова и снова терпит откровенное неуважение. Перед глазами замелькал жужжащий комар.
«Надо избавляться от любой токсичности в своей жизни. Она, по слухам, одна», – вспомнила Эма слова Кирилла Антоновича.
Эма поднялась и, расправив подол платья, спокойно произнесла:
– Мам, тебе не кажется, что я уже взрослая девочка и как-нибудь сама разберусь со своими мужчинами?
– Эма, ты, конечно, взрослая. Но, согласись, порой такая наивная, – мать решила сменить резкий тон на уговоры. – Сколько человек тебя должны обмануть, чтобы ты потеряла, наконец, эту свою безмерную доверчивость?
– Начинаю жалеть, что пригласила тебя на свадьбу, – тихо произнесла Эма, не глядя на мать.
– Зато, как я понимаю, не жалеешь, что пригласила папочку? У него в свое время тоже очень хорошо получалось меня унижать.
– Мам, чем я тебя унизила? – спросила Эма. –
– А это обязательно надо было делать вот так?! – со слезами на глазах произнесла Ирина Эдуардовна. – Посоветоваться со мной было сложно?
– Господи, мама! Мне тридцать пять, и это моя свадьба! – воскликнула Эма и, оглянувшись на вход в дом, понизила тон. – Ты же меня замучила темами о замужестве и внуках.
Вдруг со стороны реки стремительно, с шумом налетел северный ветер. Кроны деревьев закачались, большая старая яблоня испуганно свернула белые цветочки, а молодая слива поторопилась пригнуть тонкий ствол.
– Господи, ты что, беременна? – осипшим голосом спросила Ирина Эдуардовна, прижав руки к груди.
– Я не беременна, мама. Но не ты ли твердила о пресловутых часиках?
– Не передергивай, я имела в виду достойного человека рядом с тобой.
– Ты же его совсем не знаешь, – попыталась возразить Эма.
– Да, что тут знать! У него на лице – три класса церковно-приходской. Вот деньги он считает умело. Оттяпает у тебя все и свалит к длинноногой и худой.
Ирина Эдуардовна продолжала наносить умелые, отточенные временем удары по самолюбию дочери.
– А меня, не худую и не длинноногую, по-твоему, полюбить невозможно?
Эма почувствовала, что сейчас расплачется и, сжав пальцами уголки глаз, отвернулась. Ирина Эдуардовна кинулась к дочери.
– Прости, я не хотела тебя обидеть! Но, Эма, неужели ты сама не видишь, кого ты выбрала в мужья? Он же абсолютный альфонс!
– Он не альфонс, – произнесла Эма с расстановкой. – И я напомню тебе еще раз – мне тридцать пять и я не должна согласовывать свои решения. Я пригласила тебя на свадьбу, а могла бы просто поставить в известность.
– Ну, знаешь! – Ирина Эдуардовна резко отошла в сторону и, высокомерно взглянув на дочь, добавила. – Благодарю, что удостоила такой чести.
Она быстрым шагом направилась в сторону ворот, надеясь, что ее остановят.
На лужайке один за другим зажглись фонарики. Ирина Эдуардовна шла по каменной дорожке, задевая рукавами пышные кусты гортензий, и громко всхлипывала.
– Мам, куда ты? – крикнула Эма ей вслед.
Ирина Эдуардовна остановилась, повернулась и громко произнесла:
– Сегодня ты разбила мне сердце, Эмилия. Как ты будешь жить с этим?
– А оно есть у тебя? – не выдержала Эма. – Как можно, в такой день…
– Вот когда он тебя бросит – а это произойдет скоро – ты вспомнишь мои слова, – произнесла мать и, быстро преодолев путь до ворот, вышла, громко хлопнув кованой дверью.
Ветер убрался также неожиданно, как налетел. В саду стало тихо. Где-то вдалеке запел речной сверчок, а со стороны дома донеслись голоса и смех. Стеклянные двери, ведущие из дома в сад, раздвинулись, и на пороге показался Олег. Оглядываясь по сторонам, он подошел к Эме.