Молчи или умри
Шрифт:
— Я тебя искал…
— Эли мне сказала. Хорошо, хоть ей позвонил. Не то пришлось бы по всему городу тебя разыскивать… Ну, пошли. Капитан и без нас справится.
Начальник высадил Коева у гостиницы.
— Иди отдыхай. Один из моих молодцов пойдет с тобой. Отоспись как следует.
— Спасибо, Пантера! — Коев вдруг почувствовал навалившуюся на него усталость. Он вошел в спальню, разделся, присел на кровать. Кружилась голова. Зазвонил телефон. В трубке послышался Анин голос.
— Случилось что? — встревоженно спросила она.
Коев как можно беспечнее
— А что могло случиться?
— Перестань мне голову морочить, Марин! Пятый раз звоню…
— Не волнуйся, все обошлось.
— Как прикажешь это понимать?
— Да так, сущий пустяк. Просто ударился головой.
— Эх, Марин! Неужели ты думаешь меня обмануть? Ну, отдыхай… До свидания.
Коев хорошо знал, что она предпримет… На следующий день он отлеживался в гостинице, а Аня, приехавшая первым же поездом, поила его соками, молоком, давала таблетки. Дважды заходил Милен. Наведывались Пантера и Дока. Они пытались выяснить кое-какие детали, но Коев никак не мог восстановить их в памяти. Что-то невидимое ускользало, никак не даваясь, не вырисовываясь четко, мысли путались.
На следующий день, где-то после обеда, когда невыносимая боль наконец-то утихла, и он почувствовал себя бодрее, Аня, уставшая от продолжительного бдения, свернулась возле него калачиком и уснула глубоким сном… На губах ее блуждала счастливая улыбка — она рядом с ним, все плохое уже позади.
День клонился к вечеру. Последние лучи солнца заглядывали сквозь широкие окна гостиничного номера, отбрасывая на постель золотистые блики. Коев написал крупными буквами на листке бумаги:
«Я у Пантеры. Когда проснешься, позвони. Марин».
Начальника на месте он не застал. Эли сварила ему кофе. Коев не пил кофе целых два дня и жадно потянулся в чашке. Спустя некоторое время в кабинет стремительно вошел возбужденный Пантера. Он обнял друга и пророкотал:
— Отдохнул? Молодец, знаю, что ты крепкий орешек. А вот с Вельо действительно несчастье.
— Диагноз подтвердился?
— Увы, да. Я только что из больницы.
— Его прооперировали?
— Удалили большую часть правого легкого…
— Ужасно!
— Да, жизнь наша такая. Вроде здоров человек, а на самом деле…
— Никто не знает, что у него внутри.
— Если бы хоть раньше спохватился… Но что теперь толковать? Хоть бы еще пожил…
Вошел капитан Митев. Вид у него был несколько странноватый: фуражка набекрень, ремень расстегнут…
— Что случилось? — строго спросил подполковник.
— Виноват, товарищ подполковник, вот… привел парнишку с виноградника.
— Какого парнишку?
— Ученик. Еду Соломону носил. Согласно вашему приказанию…
Подполковник поднялся:
— Еду Соломону, говоришь?
— Так точно.
— Что-то я в толк не возьму. А ну-ка, доложи как положено.
Капитан застегнул китель, затянул ремень — короче, привел себя в порядок.
— Как было приказано, расставили мы посты у дома Соломона. Наши ребята заметили, что поблизости вертится парнишка, а в дом не заходит. Его задержали. Оказалось,
— Откуда вы взяли, что он носил еду Соломону?
— Сам признался.
— Приведите его.
Капитан Митев вышел. Пантера обратился к Коеву:
— Что скажешь? Видишь, как все закручивается? Что тебе криминальный роман.
— Интересно… — задумчиво обронил Коев.
— Интересно или нет, но это доказывает, что Соломон жив. А для нас в данный момент…
Капитан ввел парнишку — худенького, длинного, с коротко постриженными волосами, одетого в брюки и свитер. Парнишка задержал взгляд на столике, где лежали остатки бутербродов. Внимательно осмотрел кабинет начальника, и в глазах у него мелькнуло разочарование. Неужто именно в этой комнате раскрыто столько таинственных историй?..
Пантера поздоровался с ним за руку.
— Ну? — усмехнулся он.
Парень молчал.
— Ты, говорят, кое-что знаешь про того старика.
— Знаю, где он отсиживается.
— Отсиживается? — нарочито безразличным тоном переспросил подполковник. Он пригласил мальчишку сесть, предложил бутерброд.
— В хижине он скрывается.
— А ты кем же ему будешь? Родственник? Знакомый?
— Наш виноградник по соседству.
— Выходит, ты его заметил случайно…
— Пошли мы с дедом за хворостом. Я заглянул в хижину, смотрю, дядя Соломон стоит за дверью. Поманил он меня. Вынул из кармана десять левов и пообещал дать, если принесу ему что-нибудь поесть.
— Вот так так, — не сдержался Пантера.
— Вроде как он прослышал, будто помер кто-то…
— Так, значит, ты покрутился возле дома, а потом прямым ходом к нему?
— Ага.
— И тут тебя перехватили наши люди, так, что ли?
— Мы его остановили далеко от виноградника, товарищ подполковник, — вмешался капитан.
— И где же эта самая хижина?
— Там, на холме.
— Сможешь нас отвести?
— Конечно. Хотя уже темно…
— Пустяки. Мы фонари прихватим.
— А можно и мне с вами? — взмолился Коев.
— Ладно уж, так и быть. Ты у нас стреляный воробей.
— Эли! — позвал обрадованный журналист. — Если позвонит Аня, объясни ей, что да как, передай, чтобы не беспокоилась.
— Хорошо, товарищ Коев. Обязательно передам. — Девушка подошла поближе. — Товарищ Коев, — сказала она смущенно, — скажите, чем Аня красит волосы, что они у нее такие черные?
— Ничем, моя девочка. Они у нее такие с рождения.
Машина рванула с места. Коев отлично помнил пригорок с виноградником. В прошлом и у них там был надел. Когда начинался сбор винограда, Марин по много раз взбирался на этот самый пригорок с корзиной. Дороги туда не было — только узкая тропинка, еле различимая среди слив, орехов, черешен, усыпанных зрелыми плодами, зарослей ежевики. Сейчас в гору вилась заасфальтированная дорога, и Коев едва узнавал знакомые с детства места. Светила полная луна, было видно, как днем.