Молчи или умри
Шрифт:
— Долго еще? — спросил Пантера.
— Вон за той рощицей, — ответил парнишка.
— Остановись перед рощицей, Павел! — сказал Пантера. — Дальше пойдем пешком. Мы с капитаном впереди, сержант за нами, а вы двое поодаль.
Джип остановился. Все вышли. Начальник шепотом отдавал последние распоряжения.
— Вот эта? — спросил он наконец паренька.
— Она самая, — подтвердил тот.
В лунном свете четко вырисовывался силуэт большой хижины. Вспорхнула ночная птица, и ее крылья со свистом вспороли ночной воздух. Было довольно сыро, но никто не замечал этого. Все осторожно двинулись
— Стой! — коротко скомандовал подполковник. — Слушай мою команду. Капитан войдет в виноградник со стороны рощи. Я захожу справа. Павел останется на тропинке у ореха. А вы, — глянул он на Коева и парнишку, — будете стоять здесь. И, повторяю, чтоб ни звука.
Все заняли указанные места. Коев с мальчишкой прислонились к плетню. Ветер утих. Кругом стояла такая глубокая тишина, что Коев, казалось, слышал стук собственного сердца. Паренек рядом еле сдерживал дыхание. И случилось совсем неожиданное.
Сначала они услышали грубый мужской голос:
— Значит, как мышь в нору забился. Думал, не найду тебя! Да я тебя, шкура, из-под земли достану!
— Шоп, ежели ты прикончил Кону…
— Молчи, гад! Сейчас и ты мне заплатишь… За все заплатишь… Живым я тебя не выпущу…
— Мать твою за ногу! — истошным голосом завопил второй. — Крыса вонючая! До сих пор я молчал, но за Кону я тебе не спущу…
— Ты замолчишь, или нет?
— Хватит, намолчался! — истерически вопил второй голос. — Все им расскажу. Ничего не утаю…
Послышалась возня, крики. Голоса смешались. Дальше уже ничего нельзя было разобрать.
Три фигуры метнулись к хижине. При свете луны было видно, как двое стали по обе стороны двери и как Пантера рванул ее на себя.
— Ни с места! — крикнул он.
На миг все смолкло. Пока луч фонарика шарил в темноте, прогремел выстрел, из хижины выскочил человек и, беспорядочно стреляя, пустился бежать в сторону долины. Пантера бросился за ним.
— Стой! Стой!
Человек с бешеной скоростью несся вниз, не разбирая дороги, перепрыгивая через кусты и постоянно отстреливаясь…
Капитан в два скачка догнал беглеца, однако тот вывернулся и выстрелил наугад. Потом блеснул огонек из пистолета капитана, человек на секунду застыл на месте, словно удивляясь, потом качнулся и рухнул наземь…
— В хижину! Бегом! — скомандовал подполковник.
На полу стонал Соломон. По рубашке растекалось кровавое пятно…
Коев прошел вперед и остановился перед упавшим. Капитан осветил фонариком его лицо.
— Так я и знал, — тихо промолвил Коев.
На сухой траве лежал не кто иной, как бай Наско, шофер Милена. И только сейчас, по металлическому блеску застывших глаз и острому профилю Коев узнал Человека в черной шляпе.
Стараясь не шуметь, он отпер ключом дверь и вошел в номер. Отблески уличных фонарей по-прежнему играли на обнаженном плече Ани. Она спала глубоким, спокойным сном. Коев никогда не мог понять, как это ей удается. Ведь и у нее не раз бывали неприятности, и ей приходилось несладко. Но стоило ей лечь в постель,
— Соломон, к счастью, ранен легко. От него мы узнали, что Шоп, лютый полицай, в свое время переехал из Софии. Так как там его слишком хорошо знали, начальство решило заслать его в наш городок с заданием любыми средствами войти в состав ядра коммунистической организации. Располагая нужными сведениями и зная пароль, он предстал перед Старым… Дальше все просто… Как оказалось, могилу Шаламанова раскопали и ограбили, а впоследствии родня перенесла его останки на кладбище… Да, еще выяснилось, что не Соломон помог освободить Старого из-под ареста, а Шоп. Пошел к Шаламанову, переговорил с ним, они столковались — в противном случае Шоп терял связь с парторганизацией. Соломон же приписал себе чужие заслуги… Мы спросили его и о недостающих документах, содержащих показания Старого. Но о них ничего не известно. Один Шоп может сказать, где они. Но пока что он без сознания.
— Но почему все-таки он остался в этом городе, рискуя быть опознанным? — задумчиво сказала Аня.
Коев пожал плечами.
— Кто знает, может, выполнял еще какое задание.
— Возможно, даже не единственное.
— Но все-таки среди коммунистов он не пользовался широкой известностью. Внешность свою он изменил до неузнаваемости. А во всем прочем — человек как человек.
— А ты когда понял, что Шоп — это бай Наско? — спросила Аня.
— Да несколько раз мелькало что-то смутное. Но когда увидел записку с заклинанием «Молчи или умри», напомнившем мне о Старом, то сразу подумал: тут кроется кто-то из наших, кто хорошо знал Старого. Тогда-то мне и пришло на ум, что Человек в черной шляпе жив. А уж потом вычитал у отца в дневнике: «Человек в черной шляпе — Атанас Вутов, по кличке Шоп».
— Почему же ты не сказал Пантере?
— Во-первых, собирался, когда все понял, но того не было на месте. Во-вторых, он и сам, независимо от меня, пришел к такому же заключению. Знаешь, тот тайник с бумагами Старого…
— А Пантера как узнал о нем?
— Кажется, участковый что-то пронюхал.
— А кто выкрал показания Старого?
— Оказывается, их затребовали из округа. Никто их не воровал.
— Ну хорошо, — все больше оживлялась Аня. — А как же поездки Шаламанова в село, что они значат?..
— Танево? Как оказалось, Шаламанов развил тут активную деятельность. Он, конечно, встречался не с партизанами, а с полицаями. Засады устраивал. По совсем понятным причинам в Танево он ездил не в полицейском джипе, а на фаэтоне деда Пенчо. Раз даже извозчик усомнился, что он ездит к зазнобе…
— Понятно. Но все же отчего ты даже после удара не открылся перед Пантерой?
— Понимаешь… Как бы поточнее выразиться… В общем, после удара временами у меня стали появляться провалы в памяти… Пожалуй, «провалы» — слишком сильно сказано. Во всяком случае, некоторые вещи я представлял себе весьма смутно.