Молчите рефери!
Шрифт:
– Ой… и когда успел?
– А это важно? – и ком полетел в меня. Что ж первое удивление было мгновенно смыто азартом и жаждой мести, а, так как у меня брат старший домашние щи ел не зря, то два прицельных попадания в шею Сергея не прошли не замеченными.
– Ой-е! – и, кажется, они и не только незаметно не прошли, но еще и заворот попали.
– Ну, Сморчок!
– Чего тебе, Селозя?!
– Ты… сейчас доиграешься!
А пока он нукает, обещания дает, и снег из-за пазухи выбивает у меня опять несколько снарядов готово. Шапка с него слетела, как миленькая, следующий
С ревом, а у него получалось только с ревом, он погнался за мной, а я от него. Те двадцать пять метров по хоженой тропинке до асфальтовой дороги были самыми сложными и страшными, но я их преодолела и с хохотом навернулась, падая лицом вниз. Откуда выехала машина и, как Сергей успел меня стянуть с проезжей части, я не поняла. Очнулась лишь в гостиной, когда он бережно передал меня в руки Людмилы Васильевны.
– Отец уже уехал?
– Да…
– Я вызову скорую. – Это магическое словосочетание всегда действовало на меня оживляюще. В каком бы состоянии ни была, упоминание о скорой как живительный напиток или нашатырный спирт, взбадривает и возвращает на праведную Землю.
– Не надо скорую!
– Очнулась… - настороженно произнесла Людмила Васильевна, продолжая прикладывать к моей шишке лед.
– Я и была в сознании... – выдохнула, ощущая тупую боль по всему телу.
– Что же ты не отзывалась?
– А ты Сморчком опять звал. – Парень явно надулся от такой несправедливости, но лица его я не видела, потому что глаза стало больно поднимать. Ой-ей, что-то мне не нравится диагноз, напрашивающийся сам собой. Понятное дело Сережа при виде моего обморока/отруба, вряд ли бы на кличку перешел и звал по имени. Но что ему еще сказать, чтоб он докторов не тревожил? Как вариант, что я в театральный решила поступить, вот и играла эпизод под названием «В отключке»? Или что мне перемещение на его руках понравилось? А вдруг он тащил за капюшон по снегу? Отозвавшись на тупую боль, воображение тут же нарисовало картину, где меня не тащат по снегу, а ногами пинают, как мячик.
– Я тебя нес. – Четко разделяя слова, произнес младший, - на зов ты не отвечала, шишка на лбу значительно выросла, а отеки под глазами уже есть. Ты головой нашла единственный камень в снегу, и с таким везение скорую, я вызываю немедленно.
– Сережа стой. С моим везением, как ты говоришь, скорая явно приедет через два часа, а мое состояние ухудшится.
– Тогда я сам тебя отвезу…
– И мы как по расписанию попадем либо в затор, либо в аварию. Давай так…
– Что значит, давай так…! Ты была в отключке…
– Аааа, простой обморок от счастья. Я исполнила давнюю мечту – замочила тебя… снегом!
Людмила Васильевна улыбнулась и, похлопав меня по руке, отошла со словами: «я чайник поставлю».
– Твой счастливый обморок длился более пятнадцати минут. – Непреклонным тоном завершил он опровержение.
– Я не поняла, ты меня откуда нес?
– Как откуда?! Оттуда… где
– А по времени выходит, что с конца Дагестанской улицы, а по расстоянию мы были всего-то метрах в тридцати… - укор не обоснованный, но может он со злости перестанет настаивать на вызове скорой?
– Нет. – Упрямо ответил Сергей, и стало понятно, что мои слова его не задели, и сам он не передумал.
– Ладно, давай уговор. Если у меня вокруг глаз образуются «очки», как признак сотрясения мозга, мы едем в поликлинику, если нет…
– Мы едем в морг и вызываем службу погребения. – Произнес он серьезно, другими словами - в излюбленной манере, потому что черный юмор у парня в почете.
– Я за кремацию. – Взор удалось упереть теперь в его грудь. А дальше глаза подниматься все еще не желали, но это еще не повод. Подумаешь шишка, отеки – это все такая глупость.
– Так мы договорились?
– Да, если ты помрешь на этом диване, я так и быть тут же устрою тебе кремацию.
– Спасибо ты очень добр. Но я насчет скорой интересовалась, вызовешь?
– Вызвать? – он мгновенно уцепился за идею и сделал шаг к двери.
– Нет. Подождем.
– Чего?
– Вечера. – Я погладила обивку диванчика, на котором полусижу и покосилась на наклонившегося парня. А он внимательно смотрит на мои отеки и, сделав шаг навстречу, к челке потянулся, чтобы мою шишку рассмотреть. Я уклонилась от его руки, и через мгновение хмыкнув, задумчиво заметил, что она еще чуть-чуть подросла.
Золото, а не парень, знает умница, как в трудную минуту поддержать. Надо бы его оторвать от созерцания безобразия на моем лице:
– А кресла в зеленой коже не жаль? Все же после кремации не восстановятся…
– Они давно вышли из моды. – Сережа сел передо мной на корточки. В его взгляде читалось приятное и в то же время настораживающее беспокойство. А вдруг все же вызовет, несмотря на уговор?
– Что, страшная, как атомная война?
Покачав головой, спросил: – твои «очки» как признак сотрясения на что похожи?
– На очки солнцезащитные, только без стекол, короче кроваво-красные синяки круглой формы детально очерчивающие глазницу черепа. Потом они синеют, потом желтеют… и проходят.
– Ну твои кажется только–только пришли.
– Зеркало дай.
– Зачем? Посмотреться решила?
– с улыбкой произнес он.
– Так можешь мне поверить, очки в форме глазниц твоего черепа тебе очень идут…
Людмила Васильевна вошла в гостиную с подносом, на котором в идеальной композиции разместились чашки, чайничек и блюдца, а еще мое любимое апельсиновое желе.
– Ммммм, желе уже застыло! А сколько нас не было?
– Часа полтора, вы ушли далеко, – с улыбкой произнесла она и вручила мне лед в мешочке, - но возвращение было стремительным. И вы, Олечка, действительно его снегом замочили.
Что-то бурча себе под нос, он посторонился, давая домашнему повару пройти ко мне ближе. Постоял немного, а затем и вовсе вышел, предположительно за зеркальцем.
– А вот и очевидец, - протянула я, обращаясь к Людмиле. – Он меня ногами в отместку не бил?