Молитва о любви. Том III
Шрифт:
– Мне кажется, что Женя не относится к тебе серьёзно.
– Вова, мне Женя рассказывал, как они с матерью жили. Она мужчин домой приводила. Каждую ночь – разных. А комната одна. Как он может относиться к женщинам после того, сколько пережил? Я его спасу. У меня хватит терпения.
– Понятно. Ещё одна терпеливая нашлась. Ладно, забудь. Поступай, как знаешь. Удачного похода в театр.
Поход в театр удачным назвать было нельзя. Во время первого антракта, к Даше подошёл знакомый педагог из консерватории. Поздоровавшись с ними, он с удивлением
– Дашенька, – шепнул он ей на ухо. – Что это за рыцарь рядом с тобой? Явно не из наших. И явно не москвич.
– Да, он не музыкант.
– Родственник из провинции? Может быть, ты его оставишь? Мы с друзьями после спектакля собираемся в ресторан. Ты сегодня выглядишь просто потрясающее. Настоящая королева. Не составишь нам компанию?
– Извините, Игорь Станиславович, я не могу, – смутившись от такого комплимента, ответила Даша. – И в ресторан не пойду. Простите.
– Жаль, очень жаль. Ну, что ж. В следующий раз, надеюсь, не откажешься. До встречи на занятиях.
Даша попрощалась с педагогом и подошла к Жене.
– Это кто? Твой бывший любовник? Он так нежно на тебя смотрел, – спросил Женя с угрозой в голосе.
– Это наш педагог, Женя. И любовников у меня никогда не было.
– Ну, это мы ещё проверим. Время покажет. Что он хотел?
– В ресторан звал. Но я отказалась.
– Да? Педагог – студентку? Ну и нравы у вас там, у богемы. Культуру, говоришь, в массы несёте? Смотрите, не расплещите. Зачем вообще с ним отошла? Ты же со мной пришла. Могла бы и отказаться.
– Но это неудобно. Он мой педагог.
– А меня одного оставлять удобно? Интеллигенция. Вечно вам всё неудобно. Знаешь, я передумал спектакль смотреть. Я ухожу. Хочешь, оставайся. Иди с этим в ресторан. Тебе этот хлыщ больше подходит. Один костюмчик чего стоит. На меня посмотрел, как на ничтожество.
– Я без тебя не останусь. Вместе уйдём, – расстроилась Дашенька, и на глаза навернулись слёзы.
– Ладно, крошка, не плачь. Я погорячился. Правда, давай уйдём. Я просто ревную.
Даша ликовала. Ведь не зря говорят, что если мужчина ревнует, значит любит. Она так мечтала, чтобы Женя её полюбил. Слов о любви она ещё ни разу от него не слышала, да и не требовала их. Она любила, заботилась и ждала. Раньше, до встречи с Женей, она мечтала о необыкновенной любви, о такой, как у Ромео и Джульетты, или, как у Петрарки к Лауре: возвышенной, чистой и безграничной. Она часто представляла рядом с собой юношу, который, как и она, будет музыкантом, и они вместе пойдут по жизни, влюблённые в музыку и друг в друга. Иногда ей казалось, что обязательно познакомится с самым знаменитым скрипачом, который приедет на гастроли в Москву. Он оценит её талант, полюбит, и они вдвоём исколесят весь мир с концертами, и публика всех стран будет им рукоплескать. Мечтала, как он будет восхищаться ею и
Всё это было. В прошлой жизни. Было и ушло. Всё оказалось совсем не так. Её любовь к Жене гораздо прозаичней, проще и безысходнее. Ей стали не нужны гастроли, восхищение публики и поездки по миру. Ей не нужен известный на весь мир музыкант. Ей нужен он, Женя. Из плоти и крови. Просто мужчина, от которого трепещут её тело и душа. Мужчина, ради которого она готова изменить всю свою жизнь. Мужчина, которому она готова играть вечно. Только ему. Одному. Быть рядом с ним. Вдали от всех. В самом уединённом месте. И видеть его глаза: глаза раненного зверя.
– Женя, хочешь, я тебе сегодня сыграю? Тебе одному, – спросила Даша, когда они вышли из театра.
– А где ты мне сыграешь? На улице?
– Могу на улице. Могу и дома. Родители на дачу уехали. Я сегодня одна, – сказала, и смутилась двойственности ситуации.
– Да? Славно. И чего молчала? Пойдём. Покормишь меня чем-нибудь?
– Конечно, – ответила Даша, и задохнулась от нахлынувших на неё чувств.
Женя ходил по квартире и внимательно разглядывал каждую мелочь.
– А вы хорошо устроились, – небрежно высказывался он. – Квартирка большая. А почему мебель такая старая?
– Она не старая. Старинная. Антиквариат, – отвечала Дашенька. – Мы ничего не меняли. Мама говорит, что ей цены нет.
– А папа что говорит?
– Папа ничего не говорит. Как мама решит, так и будет.
– Под каблуком, значит. Понятно. Книг у вас много. И кто их читает?
– Все мы читаем.
– И кто твой любимый писатель? Говори, не думая. Считаю до трёх: раз, два, три.
– Чехов. Золя. Мопассан. Их много. Тургенев, Пушкин.
– А у меня один. Шекспир, – с гордостью произнёс Женя. – Что? Не ожидала? Ну, и частично, Пушкин.
– Признаться не ожидала. И почему?
– Великие знатоки человеческих душ и пороков. Великие учителя жизни. Я некоторые вещи наизусть знаю.
– Пушкина и Шекспира наизусть?
– Да, крошка, да. И Шекспира. В библиотеках брал, а потом не возвращал. А как по-другому в этой стране жить? Везде дефицит. А вы где книги берёте?
– Мама достаёт книги через знакомых. Нам их приносят.
– Вам их даже приносят, – в голосе Жени слышалась насмешка. – Им тоже цены нет? Значит, интеллигенция снисходит до торгашей исключительно для достижения своих целей. А на публике, в театре, например, пройдёт мимо и не поздоровается. Так?
– В твоих устах слово «интеллигенция» звучит, как оскорбление. Ты будущий инженер. И это, тоже, интеллигентный человек.
– «В твоих устах»! – передразнил её Женя. – Какой я интеллигент? Мать гулящая, отец – простой рабочий, пьяница. Да и не помню я его. Высшее образование даёт знания и стабильную работу. А культура и интеллигентность были придуманы для оправдания собственной трусости.
– Ты хочешь сказать, что мои родители и я трусливы? – возмутилась Даша и вспомнила их с мамой компромисс.