Молли Мун и волшебная книга гипноза
Шрифт:
— Ну, если прикинуть, сколько было в тебя вложено, добавить стоимость увеличительного стекла… а с другой стороны учесть, какую популярность приобрел мюзикл благодаря тебе… Думаю, тридцать тысяч долларов, — быстро подсчитал Барри, не забыв накинуть себе десять процентов комиссионных.
— Хорошо, — сказала Молли, весьма удовлетворенная названной суммой. — Пожалуйста, привезите деньги в «Беллингэм» сегодня, к четырем часам Наличными.
— Будет сделано!
— И еще, Барри. Скажите Рикси, что сегодня я выступать не буду. Пусть на сцену выйдет
— Так точно!
— Теперь обо мне. До завтрашнего дня никто не должен знать, что я уезжаю.
— Хорошо!
— Скажите Рикси, что имели со мной долгий, трудный разговор и что я с вами попрощалась. Скажите, что я ей позвоню попозже.
— Хорошо!
— В общем, до свидания. И спасибо вам за все!
— Хорошо! — сказал Барри и повесил трубку.
— Видишь, получилось не так уж плохо, — заметил Рокки.
— Да, — согласилась Молли, хотя на душе у нее было немножко — самую капельку — грустно. Не такой уж плохой парень этот Барри Хват, ей будет не хватать его!
Глава тридцать вторая
Едва Молли и Рокки покончили с завтраком, как в дверь номера постучали. Нокман вошел в комнату и покорно дал ребятам рассмотреть себя со всех сторон. В зеленой швейцарской ливрее и в такой же зеленой фуражке, выданной гостиничным портье, он выглядел гораздо аккуратнее, чем накануне. Черные волосы его, правда, по-прежнему свисали до плеч нечесаными космами, лицо, впервые вымытое и побритое, пугало нездоровой одутловатостью, под подбородком шелушилась красная сыпь.
— Подстричь бы его надо, — заметил Рокки. Сказано — сделано. Молли накинула Нокману на плечи полотенце, и ребята дружно принялись за дело.
Лишившись своей лохматой гривы, Нокман стал выглядеть гораздо благопристойнее. Спереди сверкала гладкая, как яйцо, лысина, окаймленная на затылке черной бахромой, — совсем как у монаха,
Рокки дал Нокману банан.
— В ближайшие несколько дней вы не будете есть ничего, кроме фруктов, — сказал он. — Это пойдет вам на пользу. И бросите курить. — Нокман очистил банан и жадно запихал его в рот. Во все стороны полетели недожеванные кусочки.
— Ну и манеры же у него, — брезгливо поморщилась Молли.
— Да уж…, - согласился Рокки. — С этих пор, Нокман, вы будете есть, как.
— Как королева, — подсказала Молли-
— Простите, где я могу взять салфетку и чашку для ополаскивания пальцев? — вежливо попросил Нокман.
— И его произношение тоже нужно изменить, — сказала Молли. — А то по чикагскому акценту его быстро выследят и поймают. С этого дня вы будете говорить… с немецким акцентом.
— С удофольствием, — отозвался Нокман.
Когда Нокман доел свой банан, Рокки велел ему встать. Ребята снова обошли его со всех сторон и критически осмотрели сутулую спину, короткую шею, двойной подбородок.
— Может, сделать
Нокман тотчас же вывалил толстый язык. Его глаза округлились и преданно уставились на ребят.
— Неплохо, только уберите язык, — сказал Рокки и шепнул подруге: — До чего же он чудной. Даже жалко его.
— Жалко? Его? Да он противный, как крыса, — отозвалась Молли.
Нокман тотчас же принялся перевоплощаться в крысу, присел на корточки и задергал носом.
— Я не говорила вам становиться крысой! — укорила его Молли.
— Простите, мисс Сушилка, — извинился Нокман.
— У него, наверно, нет друзей, — прошептал Рокки.
— Наверняка есть. Целая куча других таких же крыс. Давай спросим его самого. У вас есть друзья? — осведомилась Молли.
— Нет. Ни однофо, — ответил Нокман с ужасным немецким акцентом. — Рантше был. Путшистый рутшной попугайтшик. Он пел так красифо и летал по фсему саду. — На глаза Нокману навернулась самая настоящая слеза. Молли онемела от неожиданности. Меньше всего ей хотелось жалеть Нокмана.
Но Рокки явно заинтересовался и сочувственно спросил:
— И что же с ним стало?
— Его убил мистер Снафф — поймал в лофушку для крыс. Я нашел ефо мертфым.
— Ужасная история. Очень печальная, — вздохнул Рокки. — Правда, Молли? Очень жалко. И попугайчика, жалко, и вас… Но кто такой мистер Снафф?
— Наш землефладелетс. У нас был обшчий сад.
— А почему у вас не появилось новых друзей? — спросил Рокки.
— Потому што я был тшудной.
— Как это — чудной?
— Просто тшудной. Меня никто не любьил.
— Я не знал. Какой ужас, — сказал Рокки. — Знаешь, Молли, мне его в самом деле жаль.
— А мне нет, — отрезала Молли. — Он так гадко поступил с Петулькой и со мной. Прекрати, Рокки. Что на тебя нашло? Этот тип — просто чудовище.
— Ну, может быть, в глубине души он не такой уж и гадкий, — настаивал Рокки.
— Ты так считаешь? Давай его спросим. Мистер Нокман, перечислите нам, пожалуйста, все гадости, которые вы сделали с тех пор, как погиб ваш попугайчик Нокман кивнул и заговорил писклявым голосом, как провинившийся ребенок:
— Я постафил лофушку для крыс под стол, за которым сидел мистер Снафф, и его нога попалась ф нее, как мой бедный по-по-пугайтшик.
Рокки выразительно взглянул на Молли, как будто говорил: ну что ж, это, по крайней мере, справедливо. Нокман между тем продолжал:
— Я подсыпал мистеру Снаффу ф кашу корма для попутайтшиков, и он его съел. — Это тоже выглядело заслуженным наказанием.
— Ладно, ладно, — остановила его Молли. — Можете не рассказывать обо всем, что вы сделали с мистером Снаффом, потому что он получил по заслугам. Вспомните лучше, как вы поступали с другими.