Молния
Шрифт:
Порывы ветра с дождем ударяли в окно, вода громко журчала в водосточном желобе снаружи.
После сна и особенно бульона Штефан ожил. Но теперь, вспоминая молодость, проведенную в кипящем котле ненависти и смерти, он вновь побледнел, и его глаза, казалось, еще глубже запали в темных глазницах.
– Мне и в голову не приходило выйти из СС, это было завидное положение, да я и не мог этого сделать, не вызвав подозрения, что я потерял веру в нашего обожаемого фюрера. Но с каждым годом, месяцем, а потом и днем я начал испытывать все большее отвращение к тому, что видел, этому безумию, убийствам и террору.
Лоре не хотелось больше ни креветок в тесте, ни курицы в лимонном соусе, ни даже просто
– Но если вы оставались в рядах СС, то когда же вы получили образование? Когда начали заниматься научными исследованиями?
– А, вы об этом, – сказал Штефан. – Но я в Институте не занимался научной работой. У меня нет высшего образования. Правда, в течение двух лет я проходил курс интенсивного обучения английскому языку, чтобы научиться говорить с достаточно хорошим американским акцентом. Я был участником проекта по засылке сотен глубоко засекреченных агентов в Великобританию и Соединенные Штаты. Но я не мог до конца избавиться от немецкого акцента, и поэтому меня не могли использовать; кроме того, мой отец поддерживал Гитлера с самого начала, поэтому они меня считали очень надежным элементом и нашли для меня другое применение. Я выполнял особые задания фюрера, всякие деликатные поручения, обычно в качестве посредника между враждующими фракциями в правительстве. Это было отличное место для сбора информации, что я и делал с 1938 года.
– Вы были шпионом? – возбужденно спросил Крис.
– В некотором роде да. Я старался внести хотя бы небольшой вклад в уничтожение рейха, чтобы как-то загладить свою вину за прошлое, когда я ему служил добровольно. Я хотел искупить свою вину, хотя понимал, что это невозможно. И вот осенью 1943 года, когда у Пенловского дела пошли особенно успешно, меня назначили в Институт наблюдателем, личным представителем фюрера. А также в качестве морской свинки, первого человека, которого отправят в будущее. Видите ли, когда пришло время проводить испытания, они не желали рисковать Пенловским, Янушским или Гельмутом Волковым, и даже Миттером или Шенком или еще каким-нибудь ученым, чья потеря могла бы повредить Проекту. Никто не знал, вернется ли обратно человек, как обязательно возвращались животные, и вернется ли обратно целым и невредимым.
Крис с серьезным видом кивнул:
– Да, конечно, путешествие во времени могло оказаться болезненным, или воздействовать на психику, или еще что-нибудь такое. Как знать?
«Действительно, как знать?» – подумала Лора.
Штефан продолжал:
– Еще они хотели, чтобы тот, кого они посылают, был надежным и мог сохранить в секрете свое задание. Выбор пал на меня.
– Офицер СС, шпион и первый хрононавт, – сказал Крис. – Вот это карьера.
– Очень желаю тебе, чтобы твоя карьера не была столь бурной, – сказал Штефан Кригер. Затем он смелее, чем прежде, посмотрел на Лору. У него были прекрасные, необычайной голубизны глаза, но в них застыло страдальческое выражение. – Лора… что вы теперь думаете о своем хранителе? Он совсем не ангел, а пособник Гитлера, эсэсовский преступник.
– Преступник, нет, ни в коем случае, – сказала Лора. – Возможно, ваш отец, ваша эпоха и ваше общество и попытались сделать из вас преступника, но они не могли лишить вас внутреннего стержня, покорить вашу душу. Вы не преступник, Штефан Кригер. И никогда им не были. Никогда.
– Но и не ангел, – сказал он. – До ангела мне далеко, Лора. После смерти, когда Высший Судия увидит, как я запятнал свою душу, мне предоставят местечко в аду.
Дождь, что стучал по крыше, был подобен потоку убегающего времени, многим миллионам драгоценных минут, часов, дней и лет, потерянных и невозвратимых, как капли, исчезающие в трубах и ручейках.
Лора
– Почему? Почему такое внимание ко мне, к моей жизни, почему вы хотели мне помочь, почему спасали мне жизнь, приходили ко мне на помощь? Ради Бога, объясните мне, каким образом моя судьба связана с нацистами, путешественниками во времени и судьбой мира?
Его третьим путешествием в будущее, объяснил Штефан, было посещение Калифорнии в 1984 году. Он выбрал Калифорнию потому, что два его предыдущих путешествия, две недели в 1954-м и две недели в 1964 году, убедили его, что Калифорния, возможно, будет ведущим культурным и современным научным центром передовой страны мира. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый, потому что ровно сорок лет отделяли эту эпоху от его собственной. К тому времени он был не единственным человеком, пользовавшимся Воротами; к нему присоединились еще четверо, как только было доказано, что эти скачки в будущее безопасны. Во время третьего путешествия Штефан продолжал знакомство с будущим, изучал в подробностях события в мире в ходе войны и после нее. Он также изучал научные достижения за сорок лет, которые следовало переправить в сорок четвертый год, чтобы помочь Гитлеру выиграть войну; но не потому, что он хотел способствовать успеху этого плана, а потому, что он хотел его саботировать. Его работа включала чтение газет, просмотр телевизионных программ и просто участие в каждодневной жизни американского общества, чтобы глубже познакомиться с эпохой конца двадцатого века.
Откинувшись на подушки, он вспомнил это третье путешествие, и его голос звучал без грустных интонаций, совсем по-иному, чем когда он описывал свою мрачную жизнь до 1944 года.
– Вы не можете представить, что я почувствовал, когда впервые оказался на улицах Лос-Анджелеса. Если бы я совершил в будущее скачок длиною в тысячу лет, а не в сорок, вряд ли я был бы так поражен. Автомобили. Автомобили повсюду, и великое множество немецких, что означало определенное прощение греха войны, принятие новой Германии, и это меня глубоко тронуло.
– У нас есть «Мерседес», – объявил Крис. – Неплохая машина, но мне джип больше нравится.
– Автомобили, – продолжал Штефан, – уровень жизни, удивительные достижения повсюду: цифровые часы, домашние компьютеры, видеомагнитофоны, позволяющие смотреть фильмы прямо у себя дома. Даже через пять дней после моего прибытия я не мог опомниться от этого приятного сюрприза и каждое утро ждал новых чудес. На шестой день я проходил мимо книжного магазина в Вествуде и увидел людей, которые ждали, чтобы автор подписал им свою книгу. Я зашел внутрь, чтобы порыться в книгах, а заодно выяснить, какая книга пользовалась таким успехом: это помогло бы мне лучше понять американское общество. И я увидел вас, Лора, вы сидели у стола со стопками вашего третьего романа «Ступени», первого, который имел по-настоящему большой успех.
Лора в недоумении наклонилась вперед, подвинулась на самый кончик стула.
– «Ступени»? Но у меня нет романа с таким названием.
Крис опять понял первым.
– Эту книгу ты написала в той, другой жизни, которую ты бы прожила, если бы мистер Кригер не внес в нее коррективы.
– Вам было двадцать девять, когда я впервые увидел вас в книжном магазине в Вествуде, – сказал Штефан. – Вы сидели в инвалидном кресле, потому что у вас были искривленные парализованные ноги. Ваша левая рука тоже была частично парализована.