Молодость с нами
Шрифт:
минуя общий двор стороной: ее надо было отучить от людей. Костя Колосов несколько раз присутствовал при
том, как Локотков вырабатывал у Найды злобу и недоверчивое отношение к посторонним. Для этого у него
были помощники, приезжавшие с других застав.
Велика оказалась премудрость, которую должна была постичь молодая собака, чтобы стать настоящей
пограничной собакой. Локотков учил Найду не прикасаться к пище, которую ей предлагали посторонние или
которую она находила
обыскивать местность, брать след. Остальные собаки в питомнике были взрослые, бывалые, обстрелянные. На
боевом счету шестилетней Пальмы, желтые глаза которой светились, как у тигра, были четыре задержания.
Один из нарушителей стрелял в нее из пистолета, тяжело ранил, но истекавшая кровью Пальма все же не
упустила его, она ринулась ему на грудь и вцепилась зубами в горло.
Костя очень любил занятия с собаками, особенно с Пальмой, которая удивительно быстро находила след
того солдата, который изображал нарушителя, и мчалась по следу, не опуская морду к земле; у Пальмы, по
словам Локоткова, было верхнее чутье.
Косте на границе все было интересно. Он любил часами сидеть на каком-нибудь из наблюдательных
пунктов.
В одном месте дом жителя сопредельного государства стоял в двадцати метрах от границы. Это был
большой сельский дом с пристройками, крытым двором, обнесенным стеной из гранитных валунов,
скрепленных цементом в мощную крепостную стену. В доме, видимо, жил крепкий кулачина. Было известно,
что осенью он отправляет для продажи множество возов зерна, зимой — несколько саней свиного мяса. На его
полях работали батраки. Костя видел его многократно. Кулак был рыжий, с бородой такого фасона, какие в
прошлом веке носили ирландские шкиперы, ходил в долгополых черных пиджаках. У него были жена и
взрослая дочка, они по воскресеньям в рессорной двуколке отправлялись в церковь; было два взрослых сына,
они то появлялись в доме, то надолго исчезали. Появлялись в доме и еще какие-то люди, и была эта обнесенная
камнем усадьба одним из пунктов наблюдения за нашей границей. Она стояла на пригорке, и оттуда далеко
просматривалось полотно железной дороги, вплоть до заставы и дальше, до станции Полянка. И еще была эта
усадьба местом привала для тех, кто с той стороны изучал нашу границу, систему ее охраны и режим ее жизни.
Костя уже знал грузную, старчески-медвежью походку рыжего хозяина, который ходил возле дома,
распустив руки, как распускает крылья больная птица; знал его жену с лицом, изъеденным оспой, знал дочку —
красивую белокурую женщину лет двадцати пяти, которая зимой носилась
вязаных костюмах, что лесная фея, а летом купалась в речке, подобно русалке проплывая под водой добрый
десяток метров. “Смотри, лейтенант, — говорил капитан Изотов, когда Костя вновь начинал рассказывать, чем
занималась в этот день дочка рыжего кулака, — не влюбись! Пропало тогда наше дело”. Костя знал даже
некоторых из постоянных посетителей пограничной усадьбы. Как, с помощью каких средств вели они
наблюдение за нашей границей? Костю очень мучил этот вопрос, потому что ничего хоть сколько-нибудь
подозрительного он не замечал ни в единственном, обращенном к границе окне дома, всегда закрытом розовой
занавеской, ни в стенах дома или двора — нигде.
Но пришла такая минута, которая одна способна вознаградить за недели и месяцы терпеливого
ожидания. В то время, когда Костя в тысячный раз обшаривал глазами дом и все его окружающее, один из
серых кирпичей, из которых была сложена дымовая труба, шевельнулся, и на его месте вдруг открылось темное
отверстие. Его тотчас заполнил какой-то предмет. Костя определил, что это был объектив перископа, но
объектив не обычной круглой формы, а прямоугольный, плотно заполнивший отверстие. Солнце падало с
другой стороны, стекло не давало никакого отблеска, оно казалось таким же серым, как только что исчезнувший
кирпич, сливалось с кирпичами, его как бы и вовсе те было, но за ним где-то — может быть, на чердаке или
даже в самом доме — скрывался человеческий глаз, глаз чужого наблюдателя.
Объектив торчал часа полтора. Он появился перед самым приходом местного поезда на станцию
Полянка, а исчез только после того, как поезд собрался в обратный путь.
Костя доложил о своем открытии капитану Изотову; вечером приехал подполковник Сагайдачный. Костя
рассказал об этом и ему. Сагайдачный сходил утром с Костей на пост, дождался часа прихода поезда на
Полянку, сам убедился в том, как на месте кирпича возникает объектив оптического прибора, и объявил Косте
благодарность.
Спустя две недели на станции Полянка поставили громадный дощатый сарай для минеральных
удобрений, который загородил со стороны границы и станцию, и перрон пассажирского пути, и товарные
тупики. Очень удачно пришелся тут этот сараище. Стекло в трубе перед приходом поезда перестало появляться.
Но Костя не ослаблял наблюдений за усадьбой рыжебородого, надо было искать другие стекла, через которые
просматривался большой участок границы влево и видна была речка, в которой солдаты ловили щук и