Молодость с нами
Шрифт:
— Никаких объяснений писать не буду! — ответил Павел Петрович. — До тех пор, пока передо мной не
предстанет негодяй, состряпавший эту пакость!
Он вышел на улицу потрясенный. Как хорошо, подумал он, что этого никогда не узнает Елена. В жизни
своей он еще не испытывал такого позора. Еще никогда не был он так опоганен, облит нечистотами, испакощен.
А он-то ничего не знал, он-то как ни в чем не бывало ходил в институт, разговаривал с людьми, проводил
ученые советы, распоряжался.
него пальцами, судачат за углами, усмехаются… Стыд, стыд, стыд! И возразить нечего. Да, он согласился с тем,
чтобы Варю по чьей-то просьбе взяли в институт, да, она живет почему-то у него в квартире, да, он подвозил ее
несколько раз до дому в машине, да, он дома, на квартире, подписал ее заявление о поездке к тяжело больному
отцу в Новгород. Факты против него.
Потом он подумал, что, в конце-то концов, не о себе ему надо хлопотать. Варе — вот кому могут
искалечить всю жизнь этой чудовищной сплетней. К ней навсегда может прилипнуть страшная слава
директорской любовницы. Надо что-то предпринимать, и немедленно.
Павел Петрович оказал шоферу, ожидавшему его возле подъезда горкома, чтобы тот ехал один, а он
пройдется пешком. В институт он решил сегодня уже не возвращаться.
Варя Стрельцова, пока он сидел на скамейке какого-то бульварчика, работала в лаборатории. Это был ее
первый рабочий день после возвращения из Новгорода. Все в лаборатории встретили Варю радушно,
расспрашивали о поездке, об отце. Особенно обрадовалась возвращению Вари Людмила Васильевна. Зашел
Румянцев, побалагурил. Пригласил к себе Антон Антонович, сказал, что получили новые интересные приборы
и материалы, которые помогут Варе в ее работе над изотопами. А час назад зашел озабоченный Бакланов и
просил срочно определить структуру металла вчерашней плавки. Это очень ответственная плавка. Варя
рассматривала под микроскопом только что изготовленный шлиф стали новой марки. Она видела рыхло
расположенные зерна металла, меж которыми было множество неметаллических включений. Ей было
неприятно оттого, что она должна будет дать заключение о плохом качестве стали, полученной в группе,
которой руководит такой хороший, милый человек, как Алексей Андреевич Бакланов. Варя положила под
микроскоп следующий шлиф, этот был лучше, и она порадовалась за Бакланова. Бакланов был сам по себе
очень приятен Варе, но ее симпатии к нему, наверно, еще усиливались потому, что Алексей Андреевич всегда
очень хорошо говорил о Павле Петровиче, он искренне уважал Павла Петровича. Эго Варя прекрасно видела и
чувствовала.
Варя вспомнила разговор с отцом в больничной палате накануне отъезда из Новгорода.
полностью вне опасности, о чем даже осторожные врачи не стеснялись говорить. Он спросил ее, не собирается
ли она замуж, ведь годочков ей в самый раз, даже с перебором. Она откровенно ответила, что о замужестве не
думала, но что очень любит одного человека. “Вот и выходи за него, раз любишь”, — посоветовал отец. Варя
сказала, что это совершенно невозможно, потому что, во-первых, он значительно старше ее, следовательно ему
с ней будет неинтересно, а во-вторых — и это самое главное, — он не только ее не любит, даже и не знает о ее
чувствах к нему.
Отец задумался, потом сказал: “Что старше, донюшка ты моя, это не беда вовсе. Я на твоей матери
женился, было разницы двадцать один год, она вторая у меня была, а жили мы меж собой… так и равные не
каждые живут. Ну, а что он не любит, это ты спешишь, спешишь определять. Сама же сказала: не знает. А вот
узнает и полюбит. Как такую кралечку не полюбить! Вот обожди, поправлюсь, приеду, мы ему, голубчику, все и
объясним, мы его возьмем за рога”.
Варя засмеялась, так это было забавно представить подобный разговор отца с Павлом Петровичем. “Что
ты, папа! — сказала она. — Смешно думать!” — “Вам, молодым, все смешно. А мы этот вопрос знаем в
тонкости, — сказал отец тоном великого знатока сердечных дел. — А парень-то, как он из себя, ничего?” — “Ну
тебя, папа! — сказала Варя, смущаясь. — Ты уж как примешься за расспросы…”
Она вспоминала этот разговор и улыбалась оттого, что отец называл Павла Петровича то парнем, то
голубчиком или молодцом и один раз назвал даже хватом. И еще она улыбалась, вспоминая, как Павел Петрович
утром встречал их с Олей на аэродроме, как обнял сначала Олю, а потом и Варю, и как Варя замерла в этих
отеческих объятиях и ощущает их весь этот день, и даже боится делать резкие движения, чтобы они не
распались, не исчезли. Но она зря боится: стоит ей подумать о Павле Петровиче — ощущение его объятий
немедленно возвращается.
Варю позвали к телефону, она подошла и вдруг услышала в трубке голос Павла Петровича.
— Варя, — говорил он так, что Варя подумала, не заболел ли он, — через полчаса вы кончаете работу.
Очень прошу вас прийти… Ну куда? Не знаю… Ну где у нас в городе обычно встречаются?.. В сквер, к собору
Николы Морского, что ли, там, по крайней мере, народу мало. Слышите?
— Слышу, — ответила растерявшаяся Варя. — Хорошо, я приду, Павел Петрович. Сразу же после шести
приду. Я бегом…
Павел Петрович повесил трубку, Варя подержала свою еще в руках с полминуты. Ей сделалось и