Молодость с нами
Шрифт:
милый, родной, не надо. Папочка…” Больше что же она могла сказать? К ней приходило сознание того, что
жизнь возлагает на нее заботу об этом большом, сильном человеке, который ее папа. Он много-много заботился
о ней, вот пришла пора, когда ему нужны ее заботы. Годы не могли сделать того, что сделала одна минута. В эту
минуту Оля почувствовала, что детство ушло от нее навсегда, что она стала взрослой.
Г Л А В А В Т О Р А Я
1
Лет
лаборатория, — выбрали место в отдаленной и тихой части города — в Сосновке. Вокруг было пустынно,
безлюдно; зимой тут все заносили снегопады, весной стучали в окна и в крыши сырые морские ветры, осенью
на облетевшую желтую листву с шорохом падали с дубов желуди и перезрелые багряные ягоды с боярышника.
Деревья на участке стояли густо, как в лесу. Немало их впоследствии вырубили, чтобы заложить
фундаменты мастерских, и все равно, сколько бы ни рубили, если заглянуть с улицы через глухой забор,
строений никаких не увидишь, так надежно прикрыли их древесные кроны; подумаешь: парк, одичалый,
заброшенный парк.
Меж двух- и трехэтажных серых зданий, которые еще с дней войны хранили остатки пятнистого
камуфляжа, и в самом деле раскинулся обширный парк с извилистыми дорожками, с прудами и горками из
искусственного туфа, поросшими ярко- красным лозняком.
Летом в парке было тенисто, и сюда, в эту зеленую тень, иной раз выносилась некоторая доля текущей
работы института. Здесь, возле пруда или на склонах горки, руководитель группы производил разбор темы с
младшими сотрудниками; здесь спорили, завтракали, отдыхали.
Зима загоняла всех в кабинеты, в лаборатории, в мастерские. В один из последних дней февраля, когда
окна закидывало мокрым снегом, в пустом зале заседаний встретились два доктора технических наук — старик
Малютин и Бакланов, высокий стройный человек средних лет. Через зал заседаний пролегал кратчайший путь к
институтскому буфету. Бакланов шел перекусить. Малютин уже закусил. Они поздоровались, и Малютин
сказал:
— Не спеши так, Алексей Андреевич. Ничего хорошего там уже не осталось. Чай да кефир. Иди-ка сюда,
присядем на минутку.
Малютину было около семидесяти лет, еще в начале века он окончил Петербургский технологический
институт, в тысяча девятьсот двенадцатом году вступил в партию большевиков; ему посчастливилось
присутствовать на заседаниях Шестого съезда, он штурмовал Зимний дворец, некоторое время работал в
Совнаркоме при Ленине, потом был одним
направил Центральный Комитет; в ту пору его не раз избирали в губком партии, он всегда был активным
общественником. Только после войны возраст и здоровье помешали ему в полной мере участвовать в
общественной жизни. Он работал в институтском конструкторском бюро.
— Вот что, Алексей Андреевич, — заговорил он, усаживая Бакланова рядом с собой в кресло первого
ряда. — Как ты думаешь, почему к нам решили прислать нового директора со стороны, а не выдвинули кого-
нибудь из своих? Разве у нас мало народу!
— Откуда же я знаю, Николай Николаевич, — ответил Бакланов, поправляя седую прядь на лбу. — Мое
дело маленькое, мое дело жаропрочная сталь, а не распределение кадров. — Он помолчал и добавил: —
Откровенно говоря, мне жалко этого нового товарища, я ему не завидую, трудно ему придется.
— Вот и я считаю, что трудно, — заговорил Малютин. — Надо было кого-нибудь из своих подымать в
директора. Тебя, например, Алексей Андреевич.
— А я слышал другой вариант: что Шувалову бы. — Бакланов улыбнулся, и от глаз его побежали в
стороны веселые морщины, которые, как ни странно, этого человека не старили, а молодили. Старила его седая
прядь на лбу. Она появилась у него еще в детстве, когда он чуть было не сгорел, оставленный один в закрытом
родителями доме.
— Что ты, что ты! — отмахнулся Малютин. — Пусть она способная, энергичная, умная — что хочешь.
Но ведь она женщина, женщина! Не по силам ей такое делище. И характер у нее неровный. Любимчики пойдут,
сынки да пасынки. Нельзя, нельзя Шувалову в директора!
— Вот ее и не назначили.
— Ну и хорошо, что не назначили. Тебя бы надо, — продолжал свое Малютин.
— Меня нельзя. Я плохой организатор. Я буду сам за всех работать, а люди от работы отвыкнут тем
временем. Да и в партии я совсем недавно, после войны вступил. И вообще, хотя, конечно, этому человеку, как я
считаю, будет очень трудно, пользы он принесет институту больше, чем кто-либо из своих. Нам всем наши
недостатки давным-давно примелькались, мы к ним привыкли, а ему бросятся в глаза, он с ними мириться не
станет. Думаю, что именно для этого, для свежего глаза, к нам и шлют товарища со стороны, Николай Ни-
колаевич.
— Значит, думаешь, придет этакий герой, увидит и победит?
Если мы сами этому герою не окажем помощи, он никого и ничего не победит. Под бременем наших