Молодость с нами
Шрифт:
чувство, будто это он, он лично ответствен за то, чтобы к концу пятилетия выплавка стали увеличилась на
шестьдесят два процента.
Выходя после заседания из зала, Павел Петрович почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Он
оглянулся. Возле него стоял человек с очень знакомым, улыбающимся лицом.
— Колосов? — сказал этот человек. — Павел?
— Я, — ответил Павел Петрович, силясь вспомнить, где же он видел это широкое лицо в оспинках, эти
веселые блестящие глаза. —
встали уральские степи, восточные злые ветры, ледяные бураны зимой и нестерпимая жарища летом. Запахло
полынью и пылью, дощатыми бараками, общежитиями, тощей похлебкой тридцатых годов. Он вспомнил
первые дни Магнитки, вспомнил бетонщика Алешку и едва удержался от того, чтобы тут же среди сотен
делегатов партийного съезда не броситься на шею другу своих молодых дней. — Толстый какой стал! Не
узнать, — сказал он, тиская руку Петрова.
Они не спеша шли через Красную площадь, на ходу, в нескольких словах рассказывая друг другу главное
из своей жизни. Павел Петрович не думал, конечно, что Петров с тех пор, когда они расстались на больших
дорогах новостроек, так и остался в бетонщиках, что так двадцать два года и стоит возле бетономешалки. Но
все же не сразу в сознании его улеглось то, что вологодский паренек Алешка, балагур, игрок в “козла”, озорник
на слово, — теперь директор металлургического комбината на юге.
— Да, вот так, — рассказывал Петров. — Достроили, ты-то уехал, а я остался… Достроили, значит,
пошел работать к домнам, потом на мартены, сталеваром стал, учился… Ну, как все мы. Что там!
В ресторане гостиницы они заказали ужин. Сидели долго, слушали музыку, разговаривали, вспоминали.
Павел Петрович привык к тем изменениям, какие произошли. За двадцать два года во внешности Петрова, они
уже не бросались в глаза, он вновь видел перед собой веселого и молодого Алексея. Он сказал ему об этом.
— И ты удивительно мало изменился, — ответил Петров. — Просто даже странно. Я, как только тебя
увидел, так сразу узнал, и даже стишки твои вспомнил, помнишь, ты сочинял? “И так всю жизнь мне будет
только двадцать”.
— Помню. — Павел Петрович улыбнулся. — Переоценил свои возможности.
— А что — переоценил! — не согласился Петров. — Ничего не переоценил. Наше поколение хорошо
держится, Павел. Молодость еще с нами, дорогой мой. С нами! Большой запас ее у нас. В замечательное время
родились, в замечательное время живем. Стареть, брат, некогда. У меня, сказать тебе по правде, планов столько!
Всяких прожектов, соображений, намерений… Мне стареть лет до восьмидесяти нельзя, иначе не успею
сделать все, что
есть над чем подумать.
— Непременно приеду.
Они еще долго сидели в номере Павла Петровича, расстались под утро. После ухода друга Павел
Петрович испытывал такое чувство, будто бы и не мелькнули, не ушли в прошлое долгие годы, будто бы время
осталось на месте, а только шли, свершались дела людей, будто не менялись возрастом, а только росли люди
вместе со своими делами, только мужали и крепли. С этим чувством он и уснул.
Настал наконец последний день съезда.
С волнением слушал Павел Петрович заключающую съезд речь Ворошилова и смотрел на него с
нежностью. Климент Ефремович был героем его детства и юности. “Ведь с нами Ворошилов, первый красный
офицер! Сумеем кровь пролить за эс-эс-эс и эр!” — так, кажется, певали в пионерскую бытность?
— История возложила на партию великую, благородную миссию — обеспечить построение
коммунистического общества в нашей стране и тем самым проложить путь к коммунизму для всего
человечества, об этом говорил товарищ Ворошилов.
Он говорил:
— Разрешите заявить с этой высокой трибуны, что наша партия до конца выполнит свою историческую
миссию.
Вновь грянул “Интернационал”. Съезд закончил свою работу. Надо было покидать этот зал. Но хотелось
быть тут еще и еще…
Когда в гостинице Павел Петрович подошел к дежурной по этажу за ключом, она ему сказала:
— Ключ взяли. У вас в номере гости.
— Какие гости? — Павел Петрович был сильно удивлен.
— Просили не говорить. Сами увидите.
В номере его встретили Оля и Виктор.
— Не ожидал? — воскликнула Оля, обнимая.
— Конечно, не ожидал. Как же это вы сюда попали, ребята?
— Спроси Виктора.
— Да вот, опыт приехал передавать. — Виктор смущенно улыбался. — По линии ЦК комсомола.
Московским сталеварам — комсомольцам. Пригласили.
— Ну и я с ним на два дня прицепилась. У тебя, папочка, вкусного ничего нет? — Ольга заглядывала в
шкаф, в ящики стола.
— Сейчас попросим принести ужин. Можешь заказывать все, что считаешь вкусным. Надави вон на ту
кнопочку.
— А потом, — продолжал — Виктор, — поеду дальше, на Урал. Уж сам за опытом.
Павел Петрович смотрел на Виктора и думал, что, наверно, этому хорошему парню нелегко с такой
взбалмошной девчонкой, как Ольга, и если он с ней счастлив, то, значит, сильно любит; и еще он думал о
Викторе, что у него прекрасный характер и что из такого парня должен со временем получиться отличный