Молодость
Шрифт:
Однако сомнение продолжало мучить Семенихина. Он думал: сумеет ли этот большой и сильный человек навести порядок в сложной фронтовой обстановке, где достаточно преуспели тайные и явные враги Родины?
Ходили слухи, что Ударная группа с первых же боев оказалась в тяжелом положении. Наступая согласно приказу командования на Фатеж — Малоархангельск, она имела целью вклиниться между корниловской и дроздовской дивизиями для нанесения удара во фланг корниловцам. Но при необеспеченности собственных флангов и тыла сама
Командир и комиссар полка шли по окопам, проверяя расположение стрелковых подразделений, пулеметные гнезда, запасы гранат. В батальоне Терехова задержались. Тут обрывался левый фланг.
Семенихин приказал усилить опасный участок пулеметами и подтянуть роты второго эшелона на случай обходного маневра неприятеля. Затем окинул беспокойным взглядом оборону из конца в конец… На сухом, забуревшем от непогоды лице его прочел Степан то же, что застыло на лицах красноармейцев: готовность умереть.
«Теперь пусть идут, — будто говорил командир. — Пусть идут, больше ничего сделать нельзя».
И действительно, офицерский полк корниловцев тотчас двинулся тремя цепями, густо и четко разграфив серое жнивье. Цепи стекали на зеленую озимь ближайшего поля, словно гребнем, прочесывали в лощине заросли дубняка. Буря орудийной пальбы сменилась налетевшей волной злобного крика и воя белой пехоты.
Правда, эта пехота уже не бравировала под обстрелом, как в первые дни сражения за Орел. Не пела гвардейских маршей, не шагала во весь рост, с папиросками в зубах. Потоки раненых и свежие холмы могил на раскисшей равнине отрезвили завоевателей.
Сейчас корниловцы, идя в атаку, кланялись пулям, тащили на ногах пуды жирного чернозема и неистово орали, желая побороть собственный страх. Они прытко съезжали в глинистые овраги и опасливо карабкались на противоположную крутизну, где широко гуляла смерть. Многие завидовали тем, кто валился, подкошенный свинцом, кому не придется лезть в следующую минуту на советские штыки.
Бронепоезд «Стенька Разин» пристрелялся и открыл беглый артиллерийский огонь. Снаряды рвались среди корниловцев, окутывая цепи дымом и прошибая в них огромные прогалины.
— Сомкнись! — слышалась команда старших офицеров.
«Давно пора этому красному бронепоезду заткнуть глотку!» — возмущенно подумал Гагарин, наступавший с батальоном в центре офицерского полка.
Гагарин вспоминал заверения Лаурица, что город защищаться не будет, что красноармейские цепи оставлены без патронов, и ярости его не было границ.
Он шагал вслед за первой цепью, переходившей по колено через грязный
— Поручик Голощак, принять командование ротой! — приказал Гагарин.
Он боялся очередного удара со стороны полка Семенихина, причинявшего корниловцам огромные потери. Этот полк, известный Гагарину по украинским боям, устраивал и здесь, на подступах к Орлу, всевозможные ловушки.
Среди корниловцев, идущих в атаку, раздалась команда:
— Курок на предохранитель!
«Что они там замышляют? — силился понять Гагарин. — Быть может, оставили окопы и отступили? Нет, стреляют. А там что за люди?»
Справа из-за дальнего бугра показалась редкая цепочка пехоты, в которой по серым шинелям и высоким русским папахам не трудно было узнать красноармейцев. Они спешили на соединение с полком Семенихина. Это отступали остатки 55-й дивизии, возглавляемые Севастьяном Пятиалтынным.
На бугор вылетел галопом эскадрон белой кавалерии, размахивая клинками. Отступающие красноармейцы немедленно залегли, треснул дружный залп. Семенихинцы поддержали их огнем пулеметов, заставив конницу повернуть назад.
Гагарин решил стремительным броском перехватить красноармейцев, не успевших присоединиться к полку Семенихина.
— Цепь, бегом! — скомандовал он.
— Ур-р-р-а-а! — и корниловцы с ходу прорвались через первую линию окопов.
Фланговый огонь красных пулеметов производил огромные опустошения в рядах атакующих. Но этого уже никто не замечал: белые озверело лезли вперед, устилая своими трупами землю.
Гагарин услышал громкий голос впереди. На возвышенности, откуда били пулеметы красных, показался широкоплечий человек в серой шинели и крикнул:
— Коммунисты, за мной!
Это был Степан Жердев. Он знал силу оружия, заменявшего в бою недостающий свинец. Лежавшие в резерве роты дружно поднялись и, равняясь на бегу, бросились в контратаку.
Зеленая полоска молодой озими, отделявшая советские роты от корниловцев, с каждой секундой сокращалась.
«Вот она — граница жизни!»—думал Степан.
Он размахнулся и резким движением метнул гранату. Одновременно с ним десятки красноармейцев бросили гранаты в самую гущу белогвардейских цепей.
Оглушенный разрывами, Гагарин потерял в дыму свой батальон. Потом появились отдельные фигуры, еще и еще! Целые шеренги с винтовками наперевес. Но это уже были советские пехотинцы.
Белые дрогнули. Увязая в грязи, они вновь откатились к оврагу.
…От Севастьяна узнали в полку Семенихина о разгроме 55-й дивизии.
— Народу-то полегло из-за этого Лаурица! — говорил Севастьян, перевязывая бинтом простреленную руку. — Из нашего батальона почти никого не осталось. За тем бугром и комбата Пригожина убило…