Молодость
Шрифт:
Несомненно, ему понравилась идея перехвата железной дороги, снабжавшей кутеповский корпус. Он тотчас начал собираться, чтобы использовать для разведки туман утренней зари. Дорогой молчал, хмурил седые брови, давая понять: мол, эдакое дело требует тщательной подготовки и тайны!
— Смотри, папаша, никакой охраны нет у моста, — сказала Настя, остановившись над обрывом. — Идем ближе!
Тимофей предостерегающе поднял руку:
— Куда спешить? Успеем. Может быть, охрана-то в землянках…
Они спустились
Настя внимательно оглядывалась вокруг. Тимофей стоял рядом. Они с полчаса наблюдали за мостом.
Вскоре издалека долетел свисток паровоза. Над уходящей в сторону Орла палевой насыпью показался дымок и послышался шум приближающегося поезда.
— Бронепоезд, — сказала Настя, увидев зеленовато-серые площадки с башнями и торчавшими орудийными стволами.
Бронированный паровоз с маленькой трубой тяжело пыхтел и взвывал, на боках его зияли свежие пробоины.
— В Курск на ремонт идет, — догадался Тимофей. Когда бронепоезд прошел, на мосту выросла фигура солдата без винтовки.
Настя и Тимофей переглянулись. Оказывается, белые все-таки охраняли мост.
«Узнать бы, сколько их там, — подумала Настя. — Если не больше десятка, то справимся».
Они молча наблюдали из своего укрытия. Настя вынула карандаш и бумагу и записала что-то.
— Динамит нужен, папаша, — сказала она вслух. Старик тихонько откашлялся.
— Динамит — штука сложная. Разыскивать придется… Не камень, под ногами не валяется. А найдешь — взорвешься с ним, неумеючи-то. Придется уж собственными силенками перемогнуться, дочка.
— Гранатами фермы не подорвешь…
— А зачем фермы подрывать? Еще самим пригодятся.
— Да как же иначе, папаша? Надо разрушить мост, чтобы движение остановилось хотя бы на несколько дней.
— Мы и разрушим. Не горячись, эти дела с маху не делаются. Ночью захватим мостовую охрану: им-то известно, когда проходят воинские поезда. Разберем рельсы на мосту. И такая тут получится работа, что черти позавидуют.
— Это верно! Но только что ж получится? Состав слетит с обрыва. Белогвардейцы привезут новые рельсы и в два часа восстановят линию. А затем усилят охрану…
— Постой, постой, — перебил Тимофей, — ты не так рассуждаешь. Кажись, не спичечные коробки, а вагоны хлопнутся на мосту… Тут, может, и живого места не останется. А ежели коряво получится и явятся ремонтеры, то надо им помешать. На то мы и партизаны.
Он указал на причудливые каменистые напластования, в которых бойцам удобно будет скрываться, обстреливать мост и совершать ночные налеты. План старика подкупал смелостью и простотой. Было решено немедленно готовиться к операции, сохраняя строжайшую
Они осторожно спустились в овраг и пошли к Гагаринской роще. Шли и молчали. Настя представляла, как всполошатся белые, лишившись важнейшей железной дороги в столь напряженный момент.
А Тимофей думал о том, как треснет земля под ногами кулаков, помещиков и фабрикантов. Плохо, совсем плохо будет теперь Бритяку, не увильнуть агроному Витковскому, Адамову…
— Папаша, нагнись, — зашептала Настя, увидев трех военных в кустарнике, и вынула из кармана браунинг. — Неужели нас заметили у Крутых Обрывов?
Глава двадцать четвертая
Трое военных спешили к оврагу, в котором притаились Настя и Тимофей. Старательно высматривая окрестности, они перебегали между кустами голого дубняка, падали ничком и снова оглядывались. Один из них был совсем еще юнец, двое других — рослые солдаты.
Вдруг из какой-то промоины вырвалась огненным пучком встревоженная лисица, метнулась от кустов. Настя видела, как солдаты испугались, затем один из них по-мальчишески рассмеялся.
— Душа в пятки ушла, ей-богу…
Голос показался Насте знакомым, а Тимофей, насторожившись, сказал:
— Слышь, дочка, не стреляй! Это Николка…
— Ах, батюшки! — лицо Насти вспыхнуло румянцем, глаза засияли от радости. — Он! Не от Степана ли?
Но почему Николка бежал с юга, когда Красная Армия дралась на севере? И что за люди с ним?
Настя и Тимофей поняли, что Николка и его спутники даже не подозревали об их присутствии. Солдатам надо было поскорее миновать редкий дубняк и скрыться в овраге. Вот они достигли косогора, где метнулась, лиса, и стремглав скатились в низину.
До партизан донесся приглушенный голос Николки:
— Не больше трех верст осталось… А тот лес я вдоль и поперек знаю.
Тимофей сунул за опояску приготовленный топор, вздохнул.
— Прячутся, видно, ребята. Погони боятся. Идем за ними — в Гагаринской роще объявимся.
Так двигались они друг за другом, хоронясь от людского глаза в ложбинах, пока не зашумели перед ними могучие дубы и не распахнулась гостеприимная лесная чаща. На опушке Николка оглянулся, легкий крик изумления и торжества вырвался у него из груди: следом шли отец и Настя.
— Папашка! Папашка! — закричал Николка и, бросившись на грудь старика, зарыдал.
— Дитё малое, — ласково говорил Тимофей, склонившись над сыном. — Нашелся! А мамки нету… Уехала с внучатами — и я вот тоже осиротел.
Спутники Николки смотрели молча, явно не одобряя такую шумную встречу. Потом один из них, что помоложе перевел взгляд на остановившуюся женщину и внезапно расплылся белозубой улыбкой.
— Видишь, Касьянов? — толкнул он локтем соседа. — Никак сама Настя Огрехова?